Сонни — наш барабанщик. Он присоединился к группе, когда мы только начинали. Мы раздавали листовки для прослушиваний, и он оказался единственным, кто пришёл. К счастью для нас, он качался. А на барабанах он просто демон. Я никогда не слышала ничего подобного.
Ван пришёл к нам не так давно. Он присоединился в качестве соло-гитары после ухода Декса. Хорошо, когда я говорю «ухода»…
— Декс остаётся. Я ухожу, — я напрягаю спину, но не поднимаю взгляда на Декса.
Я не могу заставить себя посмотреть прямо на него. Меня грызёт страх, что моя решимость исчезнет. Потеря его в моей жизни станет слишком тяжёлой, и я начну рассыпаться.
Декс — солнце, и я не могу смотреть прямо в его горящие глаза.
Кейл встаёт с места и подходит ко мне. Он встаёт рядом со мной и берёт меня за руку. Я чувствую слёзы и жжение в горле. Через несколько секунд Сонни тоже занимает позицию рядом со мной, опуская руку мне на плечо.
Декс встает на ноги.
— Позаботьтесь о ней, ребята. И, Ли,…
Я знаю, что он смотрит на меня. Его взгляд прожигает дыру во мне.
— Я знаю, что означает всё это дерьмо, и я даже не могу начать говорить тебе, как мне жаль.
Его голос ломается, и я прикусываю губы.
— Я люблю тебя, Ли. Всегда любил и всегда буду. И я всегда буду твоим старшим братом, хочешь ты этого или нет.
С тех пор я его не видела.
Мой взгляд встречается со взглядом Кейла, и он одним губами спрашивает: «Ты в порядке?»
«Всё хорошо», — тоже отвечаю лишь губами и улыбаюсь лучшей из своих улыбок.
Его глаза сужаются. Он не ведётся. Я перевожу взгляд в сторону.
Кейл знает меня лучше, чем кто бы то ни было, и он понимает, когда я не в порядке. Меня просто распирает от нетерпения рассказать ему, что Декс вернулся в Лос-Анджелес. Он не очень хорошо это воспримет.
Я просто рада, что мы уезжаем отсюда через неделю, чтобы отправиться в тур.
На этот раз до меня доносится голос Грея:
— Мы начнём, когда ты будешь готова, Лила.
Я поправляю свои наушники, делаю глубокий вдох и встряхиваю руки.
— Я готова.
Я подхожу к микрофону, мои губы парят над тёплой подушкой. Закрыв глаза, я делаю то, что сказал Зейн. Представляю все свои эмоции, всё то дерьмо, что беспокоит меня сегодня, и перенаправляю это в свою песню.
Пение — единственное, что имеет для меня смысл. Это моё безопасное место. Ничто и никто не может причинить мне боль в тот момент, когда моё сердце поёт.
Я слышу музыку, слишком хорошо знакомую мне, приятный звук, вибрирующий через моё тело и мой разум.
Я разделяю свои сухие губы, облизываю их, а затем с лёгкостью пою первую строку. Я пою, пока мой голос не поднимается, достигая высоты, и тогда слова выходят из меня всё мощнее, пока я не выжимаюсь досуха на самой последней строке.