— Я чувствую вину, — отвечаю я, не отдавая себе отчета в том, что говорю.
— Вину перед кем?
— Перед… Не знаю. — Я поднимаю руку, чтобы взглянуть на часы. Очень многое может произойти за двадцать минут, и я перестаю думать о том, от чего хочу избавиться. Я играю сегодня днем и вполне могу дойти до финала, если сумею сохранить сосредоточенность.
— Мне сегодня придется уйти раньше, Зигфрид.
— Вину перед кем, Боб?
— Не помню. — Я глажу шею махровой куклы и смеюсь. — Очень приятно, Зигфрид, хотя пока непривычно.
— Вину перед кем, Роб?
И тут я срываюсь на крик:
— Вину за то, что убил ее!
— Во сне?
— Нет! На самом деле. Дважды.
Я знаю, что дышу тяжело, и сенсоры Зигфрида это регистрируют. Я бесплодно пытаюсь справиться с собой, чтобы у него не появилось каких-нибудь сумасшедших идей. Мысленно я перебираю все сказанное только что.
— На самом деле я не убивал Сильвию, — устало произношу я. — Но я устал! — Правда, я бросился на нее с ножом!
— В истории вашей болезни сказано, что во время ссоры с подругой у вас в руке был нож, — успокаивающим тоном говорит Зигфрид. — Но там не говорится, что вы на нее бросились.
— А какого же дьявола меня тогда увезли? Просто повезло, что я не перерезал ей горло.
— Вы на самом деле пустили в ход нож?
— Пустил в ход? Нет. Я был слишком сердит. Швырнул ее на пол и начал бить.
— Если бы вы на самом деле хотели ее убить, вы бы пустили в ход нож?
— Ах! — воскликнул я и снова зарылся лицом в куклу. — Хотел бы я, чтобы ты там был, когда это случилось, Зигфрид. Может, ты уговорил бы их, и меня бы отпустили.
Сеанс идет отвратительно. Я давно понял, что, рассказывая Зигфриду свои сны, совершаю ошибку. Он со всех сторон их обсасывает и дает им самые идиотские интерпретации. Презрительно глядя на придуманную Зигфридом обстановку, я решаюсь сказать это ему прямо.
— Зигфрид, — начинаю я, — как компьютер ты, конечно, хороший парень, и я наслаждаюсь нашими интеллектуальными беседами. Но я думаю, а не исчерпали ли мы все возможности. Ты шевелишь старую боль без необходимости, и я откровенно не понимаю, почему позволяю тебе делать это.
— Ваши сны полны боли, Боб.
— Так пусть моя боль остается в моих снах. Я не хочу возвращаться к тому вздору, которым меня пичкали в институте. Может, я и правда хотел переспать со своей матерью. Может, ненавидел отца за то, что он умер и покинул меня. Ну и что?
— Я знаю, это риторический вопрос, Боб, но чтобы справиться с такими вещами, их нужно извлечь на поверхность.
— Для чего? Чтобы мне стало еще больнее?
— Чтобы внутренняя боль вышла наружу и вы могли справиться с ней.