Конечно, я знаю, а Зигфрид даже не догадывается, что моя добрая подруга С. Я. пообещала помочь мне сыграть с ним шутку.
— Хотите что-нибудь сказать мне, Боб?
— Нет.
Он ждет, а я чувствую себя враждебным по отношению к нему и необщительным. Вероятно, отчасти потому, что с нетерпением дожидаюсь, когда можно будет сыграть эту маленькую шутку с Зигфридом, но еще из-за того, что он все тут поменял. Так поступали со мной, когда в Вайоминге у меня произошел тот психотический случай. Иногда я приходил на сеанс и видел голограмму своей матери. Очень похоже, но ею и не пахло, я совершенно не ощущал ее присутствия, потому что сознавал, что это только свет. А иногда я оказывался в темнрте, и что-то теплое нежно прижималось ко мне и обнимало. Мне это совсем не нравилось. Я, конечно, спятил, но не настолько.
Зигфрид ждет, но я уверен, что он не будет ждать вечно и скоро начнет задавать вопросы, скорее всего о моих снах.
— Видели что-нибудь во сне после нашего последнего сеанса, Боб?
Я зеваю. Мне ужасно скучно.
— Не помню. Во всяком случае, ничего важного мне так и не приснилось.
— Я хотел бы послушать. Даже обрывки.
— Ты паразит, Зигфрид, знаешь?
— Мне жаль, что вы считаете меня паразитом, Роб.
— Ну… мне кажется, я даже обрывков не смогу вспомнить.
— Попытайтесь, пожалуйста.
— Черт возьми! — Я устраиваюсь поудобнее на кушетке.
Все, что я могу вспомнить, абсолютно тривиально и, я уверен, не имеет отношения к чему-либо травматическому или важному. Но если я скажу ему об этом, он рассердится. Поэтому я послушно отвечаю:
— Я куда-то ехал в вагоне поезда. Бесчисленное число вагонов были сцеплены вместе, так, что можно переходить из одного в другой. В них находилось полно знакомых. Женщина, такого материнского вида, она часто кашляла, и еще одна женщина, которая… ну, выглядела несколько странно. Вначале я подумал, что это мужчина. На ней был какой-то комбинезон, так что трудно было с уверенностью сказать, мужчина это или женщина. У нее были мужские, очень густые брови. Но я был уверен, что это женщина.
— Вы говорили с какой-нибудь из этих женщин, Боб?
— Пожалуйста, не прерывай, Зигфрид, я из-за тебя теряю нить мысли.
— Простите, Боб.
— Сколько угодно раз, — отвечаю я и возвращаюсь к своему сну: — Я ушел от них. Нет, я не разговаривал ни с кем из них. Перешел в следующий вагон. Это был последний вагон в поезде. К остальным он был присоединен чем-то вроде… дай-ка подумать… не могу сразу это описать. Как растягивающаяся металлическая гармошка, знаешь? И она растянулась. — Я останавливаюсь, главным образом от скуки. Мне хочется извиниться за такой скучный неуместный сон.