— Вы говорите, металлическое соединение растянулось, Боб? — подталкивает меня Зигфрид.
— Да, верно, растянулось. И, конечно, вагон, в котором я находился, начал все больше и больше отставать от других. Я видел только хвостовой огонь, который чем-то напоминал мне ее лицо. Она… — Тут я утрачиваю последовательность и пытаюсь вернуться к поезду. — Как будто мне трудно к ней вернуться, словно она… прости, Зигфрид, не помню точно, что там случилось. А потом я проснулся и записал все, как только смог, как ты и велишь мне, — виртуозно завершил я свой рассказ.
— Я высоко ценю это, Боб, — серьезно говорит Зигфрид. Он ждет продолжения, а я начинаю беспокойно ерзать.
— Кушетка совсем не такая удобная, как матрац, — жалуюсь я.
— Простите, Боб. Вы говорите, что узнали их?
— Кого? — прикидываясь непонимающим, спросил я.
— Двух женщин в поезде, от которых вы уходите все дальше и дальше.
— О! Нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я узнал их во сне. Наяву я понятия не имею, кто они.
— Они похожи на кого-нибудь из ваших знакомых?
— Нисколько. Я сам этому удивился.
Зигфрид снова делает большую паузу, и я знаю, что таким образом он дает мне возможность изменить ответ, который ему не нравится.
— Вы упомянули, что одна из женщин, та, что кашляла, материнского типа…
— Да. Но я ее не узнал. Мне показалось, что она на кого-то похожа, но ты же знаешь, как это бывает во сне.
— И все-таки не могли бы вы припомнить, на кого похожа женщина материнского типа, которая много кашляла? — упорно продолжает Зигфрид.
Его глупая настойчивость вызывает у меня громкий смех.
— Дорогой друг Зигфрид. Уверяю тебя, мои знакомые женщины не относятся к материнскому типу! И у всех у них по крайней мере Малая медицина. Они вряд ли будут кашлять.
— Понятно. Вы уверены, Робби?
— Не приставай, Зигфрид, — сердито отвечаю я, потому что на этой паршивой кушетке трудно удобно устроиться. К тому же мне нужно в ванную, а разговор бесконечно затягивается.
— Понятно. — Немного погодя он берется за что-то другое, как я заранее и предвидел. Голубок Зигфрид клюет понемногу все, что я ему бросаю. — А как насчет другой женщины, той, с густыми бровями?
— Что, как насчет нее?
— Вы когда-нибудь знали девушку с густыми бровями?
— Боже, Зигфрид, я переспал с пятью сотнями девушек! У них самые разные брови, какие только можно себе представить.
— Но это ведь особенные брови.
— Ничего не могу вспомнить экспромтом.
— Не экспромтом, Боб. Пожалуйста, напрягитесь и вспомните.
Я давно понял, что легче выполнить просьбу Зигфрида, чем спорить, и я делаю усилие.