— Мам.
Она посмотрела на меня, и я попытался представить её, стоящую перед классом. Интересно, что парни о ней думают. Как они её видят? Нравится ли она им?
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Тебе нравится преподавать?
— Конечно, — сказала она.
— Даже если твоим ученикам все равно?
— Я открою тебе секрет. Я не несу ответственность за то, хотят мои ученики учиться или нет. Желание должно исходить от них, не от меня. Это всего лишь моя работа.
— Даже если им все равно?
— Даже если им все равно.
— А если твои ученики так же, как и я считают, что жизнь скучна?
— Таково мнение всех пятнадцатилетних.
— Это просто период, — сказал я.
— Да, это просто период такой, — ответила она и рассмеялась.
— Ты любишь пятнадцатилетних?
— Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя или своих студентов?
— И про себя, и про них.
— Я тебя обожаю, Ари, ты же знаешь.
— Да, но ты также обожаешь и своих учеников.
— Ты ревнуешь?
— Можно мне пойти на улицу?
Я не мог также умело, как она избегать неприятных мне вопросов.
— Ты можешь выйти только завтра.
— Ты тиран, фашист.
— Таков мир, Ари.
— Благодаря тебе я знаю разные режимы правления. Муссолини был тираном. Франко был тираном. И папа говорит, что Рейган тоже тиран.
— Не воспринимай шутки отца так буквально, Ари. Он всего лишь хотел сказать, что президент Рейган, по его мнению, слишком деспотичен.
— Я знаю, что он имел в виду. Так же, как и ты понимаешь, что я имею в виду.
— Я тебя поняла, Ари. Но ты все равно не выйдешь из дома.
— Я просто хочу выбраться отсюда. Я схожу сума.
Она встала, подошла ко мне и сказала:
— Мне жаль, что ты считаешь, что я слишком строга с тобой. Но у меня на это есть причины. Когда ты подрастешь…
— Ты всегда так говоришь. Мне пятнадцать. Сколько мне должно исполниться, мам, прежде чем ты поймешь, что я уже не маленький мальчик?
Она взяла мою руку и поцеловала.
— Для меня ты всегда ребенок, — прошептала она. По её щекам катились слезы. Я не мог понять, что происходит. Сначала Данте, потом я, теперь мама. Может быть слезами можно заразиться так же, как и простудой?
— Все хорошо, мам, — прошептал я и улыбнулся ей. Я надеялся, что она объяснит причину своих слез. — Ты в порядке?
— Да, — сказала она, — все хорошо.
— Я так не думаю.
— Я стараюсь не сильно волноваться за тебя.
— Почему ты волнуешься? Это был просто грипп.
— Я говорю не об этом.
— А о чем?
— О том, чем ты занимаешься вне дома.
— Всякой ерундой.
— У тебя даже нет друзей.
Она вдруг осеклась и закрыла рот рукой.
Мне хотелось возненавидеть её за такие обвинения.
— А мне никто и не нужен. И как у меня могут появиться друзья, если ты даже не выпускаешь меня из дома? И кстати, у меня есть друзья, мам. Школьные друзья и Данте. Он мой друг.