Она, кажется, писала, только не помнила и не понимала, что именно. На экране плыли сложные цифры и формулы, абрисы человеческого тела, центр сборки энергии.
Ей было плевать на сборку…
Он казался таким близким – осталось только поговорить. И потеплеют, может быть (конечно же,…наверное…), серо-зеленые глаза, и им обоим станет не до щита. И она впервые дотронется пальцами до короткой и едва-заметной щетины на его щеках…
«Ты такая смелая, … я ждал…»
Мастер Мастеров не видел замешательства – он вещал о сложных материях.
Белинда отложила ручку. Она вплотную подошла к моменту, когда пора что-то менять, когда необходимо что-то поменять, иначе потонет, захлебнется, треснет…
– Лин?
Ее впервые так назвали… Ее собственное имя, произнесенное Джоном, выплыло будто из глухого тумана, из немого вакуума.
А она все молчала. Когда он прервал объяснение, когда отложил карандаш, который использовал, как указку, когда подошел к ее столу.
– Что происходит? Ничего не хочешь мне рассказать?
Его упругий внимательный взгляд аккуратно нанизал ее на вертел, как птичью тушку. Кроме той комнаты-бункера, где она скрыла себя настоящую. Там, в этой скрытой от всего мира комнате, уязвимая Белинда стояла в дальнем углу и боялась подойти к двери, за которой теперь стоял тот, кому она больше всего мечтала вручить ключи от замка.
– Ничего.
А он тянул за ручку. Он все больше напирал – своими глазами, присутствием, – он вплотную подбирался к замку.
– Ты, очевидно, сегодня не способна воспринимать информацию. Не хочешь со мной поделиться причинами?
Наверное, он мог сказать это жестче, но слова скользнули по ее сердцу мягко, шелково.
Она не решится. Нет. Не тот момент, не такой, не подходящий.
«Слабачка, слабачка, ты – размазня…» – сообщила в голове херня едким голосом Рим.
И Лин вскинулась – не то на себя, не то на стоящего слишком близко Джона, который ни разу не решился на первый шаг сближения сам.
– Вы правы. Я сегодня не способна адекватно воспринимать информацию.
И она поднялась со стула, не обращая внимания на исследующий ее внутренности сканер, сложила в карман рюкзака новый, с одной-единственной исписанной страницей блокнот, а также чужую ручку.
– Причины?
Человек в форме начинал давить.
Не на нее. Не сегодня.
– Я скажу причины. Когда настанет верное время. Вам ли не знать?
И она отправилась на выход. Деревянными руками закрыла за собой дверь кабинета, на негнущихся ногах зашагала по ровному, как вагонный состав без перегородок, коридору.
Лишь внутри орало то, что у людей называлось логикой: «Дура! Дура, ты куда? А если после этого он откажется тебя учить?»