Плита – почти что единственный предмет интерьера ее просторной кухни, помимо мойки и холодильника, – работала отлично; минуту спустя масло уже пахло и пузырилось. Лин покидала в него кусочки филе. Принялась чистить одну из трех картофелин, найденную в пакете на нижней полке холодильника. После поставила на дальнюю конфорку алюминиевую кастрюлю с водой.
Посуда досталась ей вместе с домом. Надолго ли?
Джон не сказал.
Тогда – будто в прошлой жизни, – когда она приняла решение уходить из Тин-До, ее волновало лишь одно: смогут ли они продолжить тренировки? Она научилась существовать без всего: комфорта, друзей, общения, ненужных потребностей, научилась довольствоваться малым. Но взвыла бы волком, узнай, что на этом ее общение с Мастером Мастеров прекратиться навсегда.
Собственно, она и взвыла, потому что решила, что именно так и будет. Помнится, в последние дни ходила серая лицом и молчаливая, как тень. Не могла понять, как ей жить без того, что сделалось смыслом ее жизни.
А после в хитросплетении коридоров – вечером накануне ухода – ее отыскал Бахрай. Сказал: «Девка, тебя в комната ждать. С печка». Она поняла бы его на манольском, но плосколицый мужик с косичками и в халате предпочитал изъясняться коряво, но на ее родном языке.
– Кто?
И на нее загадочно зыркнули, приподняв лохматую бровь.
В комнату с печкой она неслась, скользя по плитам и не вписываясь в повороты.
Именно там, в душной и натопленной каморке, Джон впервые предстал перед ней в серебристой одежде с белой полосой на рукаве, и Лин, помнится, поначалу обессилела от ужаса и накатившей вдруг дурноты. За ней все это время следила Комиссия? Она в чем-то провинилась? Что… вообще… происходит?
А ее собеседник не стал ничего пояснять. Лишь поинтересовался:
– Все поняла?
А она почему-то боялась смотреть ему в лицо. Сидела на краю койки, сжавшись в комок, и отводила глаза. Затем кое-как взяла себя в руки, чуть осмелела, спросила нервно:
– Вы ведь не пришли… за мной?
– Нет.
– А теперь уйдете? Насовсем?
В ответ пренебрежительно фыркнули:
– Все, тренироваться больше не хочешь?
– Не хочу?! – и она забыла про всякий страх. – Хочу! Больше всего на свете хочу.
– Тогда – вот, – и в ее сторону полетел серебристый ключ. – Нордейл, улица Вананда, дом восемьдесят семь. Пустует. Можешь пока занять.
Ключ она поймала жадно, как выплюнутую золотой рыбкой волшебную монету.
Дом оказался деревянным, простым, одноэтажным. Почти без мебели, зато с ровной площадкой на заднем дворе, подошедшей для ее занятий, и высокими от пола до потолка окнами. От окон, хотя вид из них открывался так себе – забор из сайдинга, а дальше поле и овраг, – Лин балдела особенно.