— Невеселые мысли, великий царь? — услышал он верного телохранителя Птолемея. — Не печалься. Главное — ты с нами, а мы при тебе.
— Ты прав, друг мой, — вздохнул Александр. — Проследи за тылом. Мы слишком растянулись, теряем лошадей и людей, отставших от бессилия.
Вдруг впереди возникло оживление, раздались громкие голоса. Колона сбилась с шага, остановилась. Из-за ближайшей дюны появилась группа всадников. Один из них держал шлем словно миску. Перед Александром воины спешились. Впереди шел воин со шлемом.
— Великий царь! В нескольких стадиях к северу мы нашли полувысохший колодец и набрали воды на несколько глотков. Прими этот дар как дань безмерной любви и уважения войска.
Воин протянул шлем Александру. При виде живительной влаги руки Александра дрогнули.
— Верные мои солдаты! Мы всегда вместе делили радости и горести. И вы знаете, что не только вы любите своего царя, но и царь любит вас.
Александр вытянул руку со шлемом и перевернул его. Струйка воды сверкнула в лучах солнца. Пролитая влага мгновенно впиталась в песок. Когда Александр поднял взор на обступивших солдат, в сверкающих от слез глазах он прочел безграничную любовь, восхищение и веру в него.
— Слава величайшему из царей! — воскликнул воин, передавший шлем.
Грохот ударов мечей о щиты наполнил безмолвную пустыню. Его подхватили тысячи воинов. Он волной покатился вдоль армии, возвещая о величии духа Александра.
Через час армия сделала привал. Обессиленные люди, укрывшись щитами, повалились в вырытые в песке ямы. Те у кого хватало сил, копали глубже, пробиваясь к прохладным слоям. Другие, объединившись, счищали самый горячий полуметровый покров, и сваливались под тень разбитых больших походных палаток. Снятый периметр палаток позволял воздуху циркулировать в них. Александр отдыхал в походном ложе под широким тентом. Несколько бамбуковых палок вбитые в песок растягивали выцветшую грубую ткань. Слабое дуновение раскаленного воздуха приносило облегчения. В гнетущей тишине пустыни растворились редкие стоны раненых.
Тошнотворная жара, жажда и усталость клонили ко сну. Но возбужденный мозг не мог так просто успокоиться. Неужели он нашел то, что искал все эти годы!? Александр вспомнил, как вошел в Вавилон. Как торжественно встречали его персидские сатрапы, называя царем Азии. Тогда казалось, что построить единый евразийский мир дело нескольких лет. То, ради чего его доставили сюда, должно было начаться с Вавилона. Когда в царском дворце появился Понс, он был страшно возбужден. «Единая Евразия до христианства! Человеческая цивилизация может выиграть в развитии несколько тысячелетий, если сделать все правильно!» — кричал он. Александр готов был разделить энтузиазм Понса, но Филота, Парменион а потом и Клит все испортили! И это самые близкие! А сколько было тех, которые совершенно не принимали новых идей? Обвиняли царя в поклонении азиатским варварам и забвении эллинских традиций. Он пытался обсудить проблему с Понсом, но тот даже слушать не хотел. Твердил о неукоснительном следовании расчетам аналитиков. «Очень скоро все будет хорошо и даже лучше!» — упрямо повторил он, даже когда Александру пришлось жестоко расправиться с заговорщиками. После казни друзей он полностью разочаровался в идейной стороне дела. И теперь уже хотел только одного — вернуться к ней…