«Давай по-быстрому».
Когда её глаза стали нормальными, я сказала: «Ты была влюблена в Финна ещё по крайней мере в одной жизни. В той игре я предала вас. И вроде как… убила».
«Ага, Эви, босс рассказал мне об этом ещё чуть ли не в Нулевой День, — а когда-то она говорила, что имела в роду летописцев, скрывая этим настоящий источник информации, — он много чего мне рассказывал».
После этого её глаза снова стали красными. Лишь когда я уходила, она крикнула вдогонку: «Не выпусти животных. Босс сказал, что в замке может находиться только Циклоп».
Не потому ли Арик сделал исключение, что этот волк — мой любимчик?
— Конечно же, твоя бабушка будет предостерегать тебя и против меня, — продолжила Цирцея.
Да, бабушка говорила, что слышит плеск волн под своим окном, и что мои лёгкие лопнут, а глаза вылезут из орбит. И ещё, что Цирцея утащит меня в свою тёмную пещеру, и я никогда больше не увижу белого света.
— Сомневаюсь, что «бабуля» одобряет наши частые встречи, учитывая её точку зрения в данном вопросе, — хмыкнула она.
Я вскинула бровь. Я действительно прихожу сюда почти каждую ночь. Иногда мы со Жрицей обсуждаем прошлые игры. Иногда я просто чувствую её присутствие, и мы сидим в комфортной тишине.
При каждом визите мне приходится выращивать новый участок травы, потому что уровень реки и правда поднимается. Вода уже затопила мост, ведущий в замок, и сейчас волнами бьётся о скалу.
В то время как Фауна увеличивает поголовье животных, наращивая «вооружение», а Цирцея пополняет свои водные запасы, я могу похвастаться лишь тем, что вырастила в своей комнате ещё несколько лоз.
Почему-то мои силы вроде как… слабеют.
— Ты не разговаривала со Смертью? — спросила Цирцея.
Я помотала головой. Он прекрасно обходится и без общения со мной.
— Ему больно, — сказала Жрица, — он знает, что ты можешь выбрать его лишь по одной причине — из-за отсутствия других вариантов. Иногда мне кажется, что он обречён на страдания.
Проклят меня желать.
— Он тебя часто навещает.
Как сказал Арик, они «много» разговаривают. Если мои воспоминания об Арике обрывочны, то с прекрасной Цирцеей они оба хорошо помнят прошедшие века. И пусть они и не могут прикоснуться друг к другу, но вполне могут чувствовать… притяжение.
— Гляди-ка, твои глаза от ревности становятся зелёными, — то же самое и Джек говорил.
Но ревную я не только к Цирцее. Я ревную к… себе самой. Меня доводят до безумия воспоминания об Арике и Фите, особенно о той ночи, когда она собиралась отравить его через поцелуй. К тому времени я довела Смерть до такого состояния, что он уже задумывался, не стоит ли оно того