многозначительно произнѐс Гунько, начав с новости, уже пару дней
будоражащей умы рядового, старшинского и офицерского состава
части.
– И что? – равнодушно спросил Медведев.
– Так, ничего… Думал, тебе интересно.
– Мне фиолетово, – выпуская мудрѐное кольцо дыма, изрѐк
Медведев, – по барабану.
Между товарищами по оружию и соседями по койкам повисла
пауза, густо сдобренная терпким табачным дымом. Казалось, что
говорить больше не о чем, но Гунько, как и положено русскому солдату,
сдаваться не собирался.
– Как там Сокол в отпуске? Давно вестей нету… – вздохнул он,
покосившись на Медведева.
– Вчера старшине звонил, – оживился Медведев. – Матери
операцию сделали… Прошла успешно…
– Ну и слава Богу, – улыбнулся Гунько. – Он когда должен
вернуться?
– Через пару дней…
– Скорее бы, – мечтательно произнѐс Гунько и, сглотнув
набежавшую слюну, мечтательно добавил: – Колбаски хочется…
Деревенской…
168
– Не трави слюну, Гуня, – помрачнел Медведев. – Не завтракали
ведь ещѐ… Колбаска, ишь ты… А тарелку перловки не хочешь?
Ответить Гунько не удалось, в курилке появился Кабанов, глаза
которого возбуждѐнно блестели.
– Э-э… военные! Где вы ходите? – с лѐту наехал он на товарищей
и огорошил их новостью: – Лаврову посылка пришла! Айда!
– Не жизнь, а кино, – Гунько стал «бычковать» сигарету, –
захотелось колбаски – нате вам! – Снисходительно посмотрев на
Медведева, он добавил: – А ты говоришь – перловка… Отставить
перловку, товарищ солдат!
Но радость голодных «черпаков» была преждевременной.
Счастливый получатель посылки Лавров, Гунько и Медведев окружили
стол, на котором Кабанов с трепетной аккуратностью вскрывал
картонную коробку.
– Ты, Лавров, про таможенную пошлину, конечно, слышал? –
спросил молодого Гунько.
– Так точно, – не отрывая глаз от ловких рук Кабанова, ответил
боец.
– Двадцать пять процентов. – Медведев, как всегда,
придерживался предельно кратких и чѐтких формулировок.
– И это ещѐ по-божески, – добавил Кабанов, – в других частях –
пятьдесят…
«Черпаки» покачали головами, изображая этим то ли порицание
чересчур жадных коллег из других частей, то ли сожаление о своей
чрезмерной доброте и либеральности.
Последняя полоска скотча были взрезана, и Гунько, картинно
заправив за воротник носовой платок и вооружившись штык-ножом и
вилкой, подался к открывающейся коробке:
– Ну, Лавров, чем ты нас сегодня порадуешь?
– Тэ-эк-с…
169
Кабанов выложил на стол стопку компакт-дисков, пачку журналов