— Ну, если вам не в тягость, то, пожалуй, не откажусь...
— Да что вы, я, напротив, рад буду... Давайте, снимайте ваш тулуп и будем без церемоний. — Я принял его кожушок, отнес на вешалку и направился на кухню ставить на плиту воду. Вернувшись, я застал Василия с Асей разглядывающими принадлежности моего церковного быта — старые книги, развешанные по стенам картинки, подсвечники, металлические части каких-то украшений — всё, что я насобирал в чуланах и на чердаке захламленного приходского дома. Ася ткнула пальчиком:
— А что это?
Василий улыбнулся:
— Возьми и сама спроси у батюшки.
Я снял с полки заинтересовавшую ее вещь и протянул:
— Это — щипчики. Видишь, ножницы с коробочкой на концах, чтобы снимать со свечек нагар. Вот, смотри, — я снял свечу с ближайшего подсвечника и прикусил ее коробочкой. Асе это очень понравилось. Она принялась переводить взгляд с одного предмета на другой и спрашивать:
— А это что?
— Это называется аналой. Такая тумбочка для иконок или чтения книжек.
— А это?
— Это кадило. Знаешь?
— Да, да, — отвечала с готовностью девочка, — я была с бабушкой в церкви, им машут, и идет душистый дым.
— Правильно.
У нас с Асей завязалась своеобразная игра в вопросы и ответы, что дало ей возможность совершенно освоиться и общаться со мною уже без посредничества папы. Ася взяла меня за руку, отвела в сторонку и сказала по секрету:
— Я умею молиться, вот...
Она сложила в горсть три маленьких пальчика и перекрестилась:
— Вот так...
— Ты молодец! — Я потрепал ее по мягким рыжеватым волосикам и легонько дернул за косичку с розовым бантиком. Ася засмеялась и шутливо шлепнула меня по руке. Как и свойственно рыжим, Асино лицо отличалось особенной белизной кожи, тонкой и прозрачной, по которой в летнюю пору, должно быть, пригоршнями высыпали веснушки. А еще у нее был вздернутый носик и озорные серые глазки.
Тем временем подоспел наш чай, и я пригласил гостей к столу. За неимением чайника (своего завести я не успел, а в приходском хозяйстве его тоже не оказалось), мне приходилось кипятить воду в кастрюльке и разливать по чашкам половником, что очень позабавило Асю. Она грызла печенье с панихиды, дула на чай и с шумом хлюпала его из блюдца, приговаривая:
— Какой вкусный чай из кастрюльки!
После чая Василий собрался уезжать, поскольку Ася уже потирала глаза и притихла: ей пора было укладываться спать. Я вышел на улицу проводить их, следом, потягиваясь, выполз Умка. Виляя хвостом подобно метроному, он уткнулся шершавым носом в край Асиной шубки. Я постоял, пока они уезжали, и еще немного погулял с Умкой по свежему снежку вдоль забора.