Он был нормальный, в общем-то, парень, этот желтопузый. Но совсем не урод, что его и доконало, в конце концов. Меня спасли устойчивость к перегрузкам и полное слияние с ложементом, плохоньким, но погасившим хотя бы часть удара. А мёртвое тело теха поддерживали уже не кости, а жёлтый комбинезончик.
Но у нас хотя бы корабль почти не пострадал. Далтит, он и на Экзотике далтит. А вот 'Парусу', обычному блоковому линейнику, досталось полной меркой. Пока я шёл из медотсека в свою каюту, где не был неделю (двое суток сна плюс реабилитация), всё думал, как бы выпроситься в спасательную команду. У людей выше порог переносимости гамма-излучения, чем у смэшников. Пилоты - так точно выжили. С нашей уродской устойчивостью и не в таких условиях выживают.
Я знал от госпитальных медиков, что на 'Парусе' всё ещё разбирают завалы и ищут уцелевших. К себе в каюту зашел только собрать вещи и переодеться.
Корабельные медики носят красное, но экстренные команды институтов госпитальной медицины - синее с тремя белыми вертикальными полосами люминофора на груди. Меня тоже так вырядили, пока я у них лежал, и бесило это неимоверно. Ведь такую же форму носят психотехники. А по мне - так уж лучше быть психом, чем ручной обезьянкой Гендепа.
Только полез в шкаф за родной голубенькой формой, как мембрана двери за спиной зашипела, расползаясь. Я оглянулся и увидел Дьюпа.
Он тоже был в чужой форме, с 'Нирваны', потому что у парней с 'Дела чести' шевроны синие - под герб Аттлы, что снаряжала корабль, а на нём были в чёрную и белую полоску. Но это я заметил уже потом, кинувшись к нему и едва не уткнувшись носом в эту левую нашивку.
Вряд ли кто-то до меня пытался оторвать Дьюпа от пола, сжав в объятьях. Он просто офанарел на миг, и я ощутил, что напарник может быть таким же тёплым и живым, как и я. Просто живым, безо всяких своих психических штучек.
Понятно, что вышло уж слишком 'по-деревенски'. Но я совсем не ожидал его увидеть, думал, он в медотсеке и... Наверное, по его шкале идиотов я подскочил в этот момент пунктов на шесть, обогнав даже Зверюгу с начмедом.
И лететь бы мне, как приснопамятному консерву, через любимое кресло Дьюпа, но после медотсека удержать на весу сотню с лишним кэгэ я не сумел. И тут же уронил напарника на пол.
Макловски шагнул назад, разрывая дистанцию, осмотрел меня с головы до ног, словно проверяя комплектность тела. Да, обнимашки он не любил, но плеснувшая было тьма, быстро свернулась. Может быть, и он был рад меня видеть?
- Ну... Ты как? - выдохнул я, улыбаясь, как идиот. Или как чудак?