– Она теперь художница, – сказала я Джессике. – Работает по металлу. Скульптура и ювелирное дело, – я не стала говорить ей, что часть её работ была на мне: тонкий серебряный браслет-цепочка на запястье, правильной геометрической формы серьги-гвоздики в ушах. Ничего такого, что пришлось бы снимать перед детектором металла в аэропорту, и всё же с собой. Пару лет назад журнал «Rolling Stone» хотел напечатать крошечную статейку о маминых скульптурах в разделе типа «Куда делись бывшие звезды?», но Мэг отказалась от интервью. Но они всё равно всунули его анонс и фотографию с наружной выставки Олбрайт-Нокс под заголовком «Певица «Shelter» делает скульптуры из металла». Они достали её фото, где она стояла на фоне пустой белой стены галереи, с сайта университета. Мама там выглядела очень официально. Чересчур серьёзная, но всё равно красивая.
Джессика обернулась ко мне:
– А ты хорошо о них осведомлена. И притом, что молодая! Твой отец их фанат?
«Хороший вопрос, – подумала я. – Так, да или нет? Не уверена».
Поэтому я пожала плечами и дала размытый ответ.
– Был когда-то.
Она понимающе кивнула.
– А ты и сейчас.
– В яблочко, – ответила я. Это была правда, хоть мне и приходилось сохранять свой фанатизм в тайне. Казалось, мама совсем не выносила звука своего голоса из магнитофона. Но я слушала «Shelter» через айпод, и только в наушниках. И лишь изредка я могла уловить в этих песнях женщину, которую знала. На короткие доли секунды.
Джессика откинулась на кресло, держа перед собой журнал, и у меня в голове мелькнула мысль о том, чтобы рассказать ей правду. Женщина, возможно, поверила бы мне, если бы внимательно посмотрела на фотографию моей матери: у нас были одинаковые сине-зелёные кошачьи глаза, одни и те же скулы. Правда, уж кто действительно был похож на неё, так это Луна. Рассказав ей правду, я подарила бы ей историю, которую она отнесла бы туда, куда направлялась, а я стала бы знаменитой на каких—то нескольких минут, пусть всего лишь как дочь. Но тут подошла стюардесса и велела мне убрать под ноги сумку, и Джессика протянула мне журнал.
– Спасибо, – сказала она. – Ничто так не заставляет чувствовать себя молодым и старым одновременно, как воспоминания, – она достала из косметички, лежавшей на коленях, помаду и стала без зеркала красить ею губы, да так быстро, будто делала это уже тысячу раз. Почувствовав, как нос самолета опустился по направлению к земле, я повернулась к иллюминатору. Теперь вместо облаков я могла увидеть воду – широченный синий Атлантический океан – и изгиб береговой линии Лонг-Айленда.