Секунды бегут. В середине корпуса лодки спит реактор. Его экранированные щиты безупречны. Графитовые стержни, глубоко засунутые в его нутро, дозируют мощность расщепления ядра. По проводам она добирается до машинного отделения, где приводит в движение «Наутилус», охваченный азартом кругосветного плавания. А теперь он лежит на боку, как в момент слабости. Некоторые из его швов лопнули, однако такое впечатление, что он остановился здесь ненадолго и вскоре двинется дальше. В реакторе дремлют резервы. Припасы на борту. В командном пункте корабля собирается информация. «Наутилус» рассеянно прощупывает окружающую обстановку и размышляет, куда он попал, исследует местность, которая превращает его в наглядное пособие. Его перископ, мало способствуя познанию, зажат в выходной позиции. Вокруг командного пункта планктон. На картах, показывающих пути путешественников, расплываются и исчезают штрихпунктирные линии. Корабли дрейфуют в Ничто; сани ломаются; самолеты разбиваются; один шар сморщивается у горизонта и не возвращается. Полюс Недоступности остается черным крестом Севера — коварная игла, выросшая в середине пустого континента, которая притягивает, как магнит, вовлекает в азартную игру и заставляет все поставить на одну карту.
Кают-компания завалена раскрытыми покерными картами. Партии не закончены.
Монеты скатились и лежат кучей на самой нижней точке пола. Автомат с кока-колой и музыкальный автомат стоят друг напротив друга, прижавшись кнопками, будто люди, утешающие друг друга. Музыкальный автомат работает. Он изучает магазин и отбрасывает одну пластинку за другой, пытаясь найти нужную музыку. То, от чего он отказывается, — это песни о платинового цвета холмах и скачущих верхом мужчинах, накрашенных красным сердцах и самостоятельно построенной жизни из дерева. В конце концов он выбирает Дорис Дей. Его поворачивающийся звукосниматель надавливает снизу вращающиеся бороздки. Kai serrah?[6] — приглушенно звучит затерянный голос. Он распространяется по кают-компании, не получая ответа. Автомат с кока-колой измученно прислушивается, но не выдает на-гора ни одной из своих бутылок. Наполовину возвышаясь над краем стола, на блюде для торта лежит нарезанный полярный пирог, на глазури которого видны остатки флага. В нем утонули свечи. Звуковые волны пересекают его и спешат прочь. Песня об определенной неопределенности звучит легко и гладко. Музыкальный автомат мерцает изнутри, освещает кнопки и черный диск, который вращается вокруг все той же оси. «Whatever will be, will be»