Целовались на заднем сидении так, что кислорода не хватало на следующий вдох. С жадной потребностью друг в друге, от которой сносило все тормоза. Поймав в очередной раз взгляд таксиста в зеркало заднего вида и в ответном пообещав ему все кары мира, если этот нездоровый интерес не поутихнет, Казанский прикусил нижнюю губу Веры, провёл по ней языком и отстранился. Если они так продолжат, рискуют выгнать водилу ко всем чертям и заняться непотребством прямо в такси.
- Лёш, я такая сегодня... развратная, - хихикнула Вера, утыкаясь носом ему в шею, от чего по телу Казанского толпой побежали мурашки. - Хочется всякостей.
- М... Значит, сегодня сорву джек-пот.
- Угу. Сегодня ты счастливчик.
Он усмехнулся, с облегчением понимая, что они почти приехали. Он - долбаный счастливчик, который понял это пусть с запозданием, но ведь осознал же.
- Приехали, - хрипло выдохнул Казанский, протягивая таксисту крупную купюру, и добавил быстро, выходя из машины: - Сдачи не надо.
Коробка с кусками свадебного торта, врученная Василием на выходе из ресторана и упакованная в пакет, полетела на пол, когда Алексей прижал Веру к едва захлопнувшейся за ними двери. Впился в губы, теряя остатки самоконтроля. Голод был таким всеобъемлющим, что затмевал собой всё. Хотелось показать, насколько огромную потребность он испытывал сейчас в своей женщине.
- Лёш... - выдохнула Вера, когда Казанский сорвал корсаж её платья вниз, и он приподнял идеальную грудь с возбуждёнными сосками. О чём она молила, произнося его имя, Алексей не знал. Зато знал, что не остановится, даже если она будет просить об этом.
Наклонившись, втянул в рот напряжённую вершинку, с наслаждением слушая, как Вера стонет. Как притягивает его голову ещё ближе, собрав волосы в горсть на затылке. Прикусив сосок, перешёл к откровенной ласке второй груди, пока стоны Веры не стали похожи на громкие вскрики.
Как добрались до спальни, он не помнил. Знал лишь, что если не удовлетворит эту звериную жажду - просто сдохнет. Содрав с себя одежду, а с Веры - платье, развёл её ноги, всё ещё облачённые в чулки и туфли. В полумраке спальне, разбавленном лишь отсветами уличных фонарей, с растрёпанными волосами, такая открытая, принадлежащая лишь ему - Вера казалась принадлежащей другому миру.
Он нашёл в себе силы не вторгаться в готовое для него лоно сразу. Провёл по нему пальцами, чувствуя, насколько Вера влажная, и услышав её судорожный вздох, начал ласкать её рукой. Она заметалась на постели, комкая простынь в хрупких ладонях. Открываясь ему всё сильнее, и в этом тоже отзвуками звучало доверие.