Тут, господин начальник, меня осенила, признаюсь, нехорошая мысль.
— Что, — говорю, — со всяким ли новичком в вашем деле происходят такие неприятности?
— Да, — говорит, — со всяким, ежели порвет цепь.
— Послушайте, — говорю, — Федор Иванович, у меня к вам просьба: не буду скрывать от вас, что хозяин мой сущая собака.
Мальчишкой он меня колотил да голодом морил, а как вырос да приказчиком стал, с той самой поры и по сегодня — ни одного ласкового слова не слыхивал от него. Пройдоха он, выжига и нахальник! Теперь я собираюсь от него уходить на свое дело, так мне наплевать, а очень бы хотелось мне отплатить ему. Не могут ли ваши духи набить ему морду хорошенько и там насчет всего прочего?…
— Что ж, — отвечает Федор Иванович, — оно можно, ежели цепь порвет. Ну а не порвет сам, — так вы за него порвете. Приведите его в четверг, у нас опять заседание.
— Ладно! — отвечаю. — Приведу. А только, между прочим, ни денег, ни часов с собой не захвачу…
На следующий день я отправился на службу, лицо все в синяках, смотреть в глаза людям стыдно. Меня, конечно, расспрашивают, что де, мол, с вашей физиономией? А я служащим и хозяину рассказал, что нечаянно, по собственной вине пострадал за науку, крутил, мол, столы, вызывал духов. Заинтересовался хозяин да и зовет меня к себе в комнату, расскажи, дескать, подробно, что и как. Я правды, конечно, сначала не сказал, описал лишь приход Суворова, петушиный крик, ну да и прибавил там разного и говорю:
— Если хотите, Дмитрий Дмитриевич, то в четверг можете отправиться со мной на сеанс, очень, — говорю, — занимательно!
А он покачал головой да и молвил:
— Что и говорить? Вижу, что занимательно. Недаром вся морда у тебя в синяках! Эх, Иван, повторял я тебе сто раз, что вместо головы у тебя на плечах кочан капусты. — А затем как гаркнет во всю глотку: — Признавайся, болван, сколько денег они с тебя выудили?
— Ну господин начальник. — Тут по старой привычке охватила меня робость, и сам не знаю, как ответил: — Более ста целковых, Дмитрий Дмитриевич!
И рассказал, конечно, все как было.
Выругал он меня хорошенько да и посоветовал обратиться в сыскную.
Выслушав этот рассказ, я нажал кнопку и вызвал к себе чиновника Силантьева.
— Вот он расскажет вам все дело, Силантьев, а вы в четверг ликвидируйте эту шайку мошенников.
Силантьев успешно справился с этим делом.
Теперь я не помню в точности, как принялся он за него. Но кажется, что один из его агентов постучал в кухню и, вызвав кухарку на лестницу, отвлек ее внимание. В это время Силантьев под видом купца Прохорова со своим старшим приказчиком восседал на сеансе. Трое его товарищей отмычкой открыли парадную и бесшумно прокрались в соседнюю со «спиритами» комнату. Силантьев, не порывая цепи, дал духам похитить его бумажник, затем подал условленный сигнал и, явив мошенникам массовую материализацию в образе своих товарищей, напугал их до полусмерти, после чего и арестовал всех. Они оказались теплыми ребятами: Федор Иванович — небезызвестным клубным шулером, двое из его сообщников — ворами-рецидивистами, а два остальных — административно высланными, проживающими нелегально в Москве. При их аресте приказчик позлорадствовал и сказал: «Я-то сумел порвать цепь, ну а вам, пожалуй, своих цепей не порвать будет!»