Как-то в приемные часы ко мне в кабинет явился неизвестный чиновник. Вошел он в форменном сюртуке, при шпаге и в белых нитяных перчатках. Это был малый лет тридцати, некрасивый, с удивительно глупым выражением лица.
— Честь имею представиться вашему превосходительству — губернский секретарь Панов, — отрекомендовался он.
— Присаживайтесь. Что вам угодно?
— Я явился к вашему превосходительству по личному делу. Я стал жертвой мошенничества и пришел просить вашей защиты.
— Расскажите, в чем дело?
Панов скромно откашлялся в перчатку и сказал:
— Конечно, я сам виноват в том, что произошло со мною, я проявил излишнюю доверчивость, но все же обидно ни за что ни про что потерять восемьсот рублей.
— Нельзя ли ближе к делу, мне время дорого!
— Да, конечно! — сконфузился Панов. — Но нелегко мне приступить к объяснению, так как, в сущности, это целая исповедь.
— Ну что ж, исповедывайтесь, не стесняйтесь!
Панов оттянул пальцем туго накрахмаленный воротник, мотнул головой и принялся рассказывать:
— Видите ли, ваше превосходительство, по природе своей я человек крайне честолюбивый и должен сознаться, что всякому чину, ордену и классу должности придаю большое значение. Сам я из простой семьи, но окончил гимназию и с помощью добрых людей пристроился чиновником в департаменте Герольдии. Служу я там шестой год, получаю сто рублей в месяц. Первое время был доволен, а затем затосковал. Вижу, что ходу мне не дают, так как и протекции у меня нет, да и сослуживцы универсанты обгоняют.
Хоть жалованье и небольшое, но родительское наследство помогает мне существовать безбедно. И вот, видя, что карьеры мне в Сенате не сделать, я стал громко сетовать на судьбу. Тут один из моих приятелей мне и посоветовал: «Дай, говорит, объявление в газетах, что ты готов, дескать, уплатить тысячу рублей тому, кто предоставит место на двести рублей в месяц чиновнику с пятилетним служебным стажем и неопороченным формуляром». Идея мне показалась хорошей.
«И правда, подумал я, дай-ка попробую». И попробовал, вскоре получаю приглашение явиться в Европейскую гостиницу, в номер двадцать семь, для переговоров по делу об объявлении. Обрадовался я и полетел на Михайловскую, захватив тысячу рублей. Вхожу в эту шикарную гостиницу, поднимаюсь в третий этаж и робко стучу в двадцать седьмой номер. «Войдите!» — ответил мне зычный, важный голос. Я вошел в небольшую прихожую, а затем в богато обставленную комнату вроде кабинета. За письменным столом сидел господин лет пятидесяти, на вид — совершенный сановник. Он любезно привстал, протянул мне руку и промолвил: «Князь Одоевский. Я пригласил вас согласно вашему газетному объявлению. Скажите, что заставляет вас искать места на двести рублей, материальная зависимость или иные, быть может, побуждения?»