Я пожелал использовать это счастливое знакомство и приказал Леонтьеву повидаться где-либо с Бойцовым, не подозревавшим, конечно, о службе Леонтьева в сыскной полиции.
— Попытайтесь, Леонтьев, — сказал я, — за стаканом вина что-либо выведать. Быть может, Бойцов и проговорится.
На следующий же день Леонтьев встретился «случайно» с Бойцовым в трактире и разговорился. Рассказал ему, что это время бедствовал без места, но теперь устроился письмоводителем к земскому начальнику. Бойцов был оживлен, много говорил, но ни единым звуком не проговорился о «деле». Три дня я продержал слежку за Бойцовым, но и она ровно ничего не дала. Очевидно, Бойцов, встревоженный моим появлением у его патрона, был сугубо осторожен и, кроме своей квартиры, службы да трактира, никуда не ходил.
Я наметил себе линию ближайшего поведения. Я был уверен, что, явясь вторично к Р., я в канцелярских книгах его обнаружу какую-либо путаницу с денежными ассигновками, так как ведь из его же серии был взят бланк для поддельного документа. Бойцов от всего, конечно, отопрется, и что же будет дальше?
Тут меня осенила мысль: необходимо будет опять использовать знакомство, вернее, встречу Бойцова с Леонтьевым.
Я приказал агентам, следящим за Бойцовым, не прибегать к осторожности, но умышленно дать последнему заметить их слежку за собой, что в точности и было ими исполнено.
Начиненный этими сведениями, я с судебным следователем явился к г. Р. Он принял нас так же сухо, но противиться осмотру делопроизводства на сей раз не мог. Осмотрев в канцелярии книгу ассигновок, я нашел в ней, в числе корешков уже использованных бланков, и носящий нужный нам номер, то есть первоначальный, восстановленный фотографически в подложной ассигновке. Однако на этом корешке значились совершенно другое имя, дело и сумма не в 300, а в 10 тысяч рублей. Стало очевидным, что корешок в книге был для видимости заполнен выдуманным текстом, а ассигновка и ее талон пошли на мошенническую подделку с целью получения 300 тысяч.
Сообщив г. Р. о результатах осмотра его книг, мы ввергли его в великое смущение и недоумение. Куда девался его аррогантный тон? Он вдруг сделался до приторности любезным, сбегал лично за стулом и принялся слащаво меня упрашивать сесть. Очевидно, «либеральные принципы» уступили место соображениям шкурного характера.
— Я должен буду арестовать вашего Бойцова, — сказал я ему.
— Что вы, что вы, господин Кошко?! Неужели же вы заподозриваете этого честного и развитого малого? Он уж больше года у меня служит, и я не могу нахвалиться им.