Дождавшись времени, когда все, по его расчетам, должны были отправиться в столовую, Луи стал спускаться в библиотеку.
Едва он вошел туда, впрочем, как сразу же пожалел о своем решении: Эрик Лихтенштайн сидел за столом, и новый поток образов нахлынул на Луи.
Стол был дубовым, но Эрик, сидевший за ним, не изменился ничуть — разве что из коричневого его камзол стал темно-голубым.
Затем камзол сменил алый, расшитый золотом плащ — но Эрик со своим столом с резными готическими ножками оставался самим собой.
Наконец стол исчез, и теперь Эрик сидел на деревянном троне между двух резных столбов. Борода его стала длинней. Он поднял взгляд и некоторое время смотрел на Луи. Затем встал и, обогнув несуществующий стол, подошел к нему.
— Ты болен, Луи?
— Нет, отец.
Луи вздрогнул, поняв, что сказал, и рука Эрика, уже коснувшаяся его плеча, замерла.
— Что ты сказал? — переспросил он.
Луи качнул головой, отгоняя наваждение.
— Прошу прощения, господин граф. Я вспоминал дом. Честно говоря, я рассчитывал, что смогу побыть здесь один… Но мне, видимо, лучше уйти.
Губы Эрика дрогнули.
— Ты скучаешь по семье? — спросил он.
Странное чувство, что все это уже было, возможно, даже не один раз, нахлынуло на Луи. Он резко мотнул головой.
— Нет, господин граф. Не стоит волноваться, в моем положении мысли о прошлом неизбежны — но я не собираюсь в них тонуть.
— Луи… — Эрик замешкался. Взгляд его был слишком пристальным, и слова немного удивили Луи, — я хочу, чтобы ты знал: я рад был бы заменить тебе отца. И я всегда готов тебе помочь.
Он сделал паузу, то ли раздумывая о чем-то, то ли ожидая реакции.
И когда уже Луи готовился ответить формальное: "Благодарю" — и исчезнуть с его глаз, продолжил:
— Я думал о том разговоре, что между нами произошел. Несправедливо с моей стороны требовать, чтобы ты исправлял мои ошибки и отвечал за Рафаэля до конца дней. Хотя мне хотелось бы, чтобы и ты понял меня: мне осталось недолго, и я боюсь представить, что он может сделать, когда останется один. Я хотел бы изменить условия сделки, которую предложил тебе. Я дам тебе денег и ничего не потребую взамен, кроме одного: сделай так, чтобы он не умер в нищете. Просто наблюдай за ним… Издалека.
Луи молчал. Острый приступ жалости по отношению к человеку, который стоял перед ним, вдруг накрыл его. Казалось, граф Лихтенштайн постарел в один миг на добрый десяток лет.
— Вы любите его? — спросил Луи тихо.
— Он мой сын, — казалось, Лихтенштайна вопрос ничуть не удивил.
— Но вы же видите… что он за человек. Или нет?
— Он мой сын, — повторил Лихтенштайн, — чтобы он ни натворил.