Одна мысль о Кадане причиняла боль. Зато чувство, владевшее им последние месяцы, больше не вызывало никаких вопросов — оно было лишь логическим продолжением всего того, что он вспомнил теперь.
Кадан ощущался частью его самого, частью, без которой Луи существовать не мог. Даже сейчас мысленно Луи тянулся туда, к закутку у особняка Лихтенштайнов, где Кадан остался стоять.
Но в то же время события и образы, всплывающие в памяти, все четче вырисовывались в одну общую картину, ведущую его — и, возможно, Кадана — к неизбежному концу. Ведущего к этому концу их всех.
"Рун погиб, — думал Луи, — и Эрик погиб. И следом за ними — я".
"Затем Рун… Ролан погиб снова. Погиб я, и Кадан…" — он закусывал губу, чтобы не закричать, когда вспоминал, как хрупкое тело плавится в языках костра. Смерть Кадана была страшней всего, что он вспомнил. Страшнее собственной боли и потери всех, кого он любил.
"А в третий раз… В третий раз Рун… Рауль убил меня, но…" — снова в памяти его всплывало тело Кадана, распростертое на шелковых простынях, и Рун, нависший над ним. Тело Кадана, извивающееся в объятиях Руна. "Как он мог?" — Луи ударил кулаком по подвернувшейся стене. Возможность того, что Кадан будет с Руном, попросту не укладывалась у него в голове. И он ни капли не жалел о своей смерти в тот раз — лишь о том, что бросил вызов слишком поздно, слишком долго терпел и смотрел.
Впрочем, вспоминая самую первую смерть, Луи тоже приходил к выводу, что сделал бы так и сейчас. Пусть теперь обвинения, высказанные Руном, уже не задевали его — не задевали они его и тогда, потому что для Кадана он отдал бы все, даже себя. И все же это был закон чести — и Луи, какое бы имя он ни носил и в какой бы стране ни родился, не мог нарушить его.
Он так и ходил по проулкам, иногда выбираясь на набережную и перебирая в голове события, которых уже не мог изменить, и все же пытаясь понять — мог ли что-то поменять тогда.
Когда он возвращался домой, Кадан все еще стоял на своем месте за углом и пристально смотрел на вход в особняк. Луи подошел с другой стороны и вошел внутрь, не глядя в ту сторону, где мог обнаружить его — и Кадан тоже не стал подходить. Обида душила его, и он сам не знал, чего ждет. Просто не мог позволить себе уйти. Он стоял бы, даже зная, что Луи в самом деле целиком его отверг — просто потому, что это давало ему возможность хотя бы физически приблизиться к Луи, наблюдать его силуэт в приоткрытом окне.
Но он и не мог поверить, что их история может закончиться вот так — хотя липкий страх и сжимал его сердце при мысли, что Луи может так и не подпустить его к себе. Опять.