Гость коротко кивнул и, не говоря больше ни слова, покинул просторный приёмный зал.
– Кажется, я начинаю сходить с ума, – покачал головой виконт, когда тот скрылся за дверью, ведущей во двор. – Жаль, что не удалось чего-нибудь выпить…
Сил рассуждать о чём-то и пытаться искать логику в происходящем попросту не было, и юноша в очередной раз поймал себя на непривычной и даже в какой-то степени чуждой ему покорности материнскому слову. Со смертью отца оно вдруг приобрело для Уильяма весомую значимость, которой не было никогда ранее. Быть может, это было осознание хрупкости человеческой жизни, боязнь потерять близкого человека, так и не найдя с ним общего языка, а может просто поторопленное трагедией взросление. В любом случае, сейчас он не собирался нестись прямиком в Волдрен, как поступил бы в подобной ситуации ещё год назад, ругаться с матерью и требовать желаемого. Всё, чего виконт хотел сейчас – выспаться и отправится туда, куда велела ему Эрмелинда, чтобы там снова нетерпеливо ждать её появления с желанными ответами в попытках позабыть горячность мыслей о Мари и снова, вероятно тщетно, стараясь выкинуть из головы её образ…
* * *
День пятый.
Амелия без жалости хлестнула усталую лошадку вожжами, сжимая в одной руке официальное письмо от епископа с прошением о помиловании Мари, а другой утирая набежавшие слёзы. Проторенная дорога позволяла ехать быстро, но женщине всё казалось, что она опаздывает, что времени уже совсем нет, что Северин не сможет помочь её девочке. Она раз за разом прокручивала в голове события минувших дней, коря себя за всё произошедшее. Не скажи она правды Уильяму, не уговори дочь ехать в замок… Открой ей всю правду гораздо раньше – всё могло бы сложиться иначе!
– Боже! Только бы не опоздать, – шептала Амелия, вновь заливаясь слезами. От отца Бенедикта она узнала, чем может обернуться суд, если обвинитель вдруг изменит свои показания, каким жестоким бывает приговор, и теперь проклинала каждый свой ошибочный шаг всё с большим отчаянием.
Она уже твёрдо решила, что всё расскажет Мари, как только они покинут злополучный Фалькнес. Расскажет о Северине, который готов был стать её приёмным отцом, но не смог смириться и принять чужого ребенка, как своего. О графе Алоисе, так желавшем рождения наследника, но осчастливленном и появлением на свет своей внебрачной дочери, которую у него забрали прежде, чем он успел подержать кроху на руках. О Франческе – матери малышки, рождённой от именитого отца и поселённой в лесу в окружении диких зверей и старинных книг до своего шестнадцатилетия… Амелия уже твёрдо решила, что девушка достаточно выросла, чтобы всё понять и простить долгое молчание опекунши. И даже если ещё недостаточно… Сейчас она молила небеса лишь об одном – не отнимать у Мари жизнь, но сердце сжималось и щемило в предчувствии беды.