— А не навредила ли я себе достаточно?..
— Может быть. Но мы попробуем все исправить.
Алевтина целовалась точно так же, как пять лет назад. Тогда они обе были девчонками, маленькими, нелепыми, и Але еще никто не разрешал расхаживать в мужском костюме. Они целовались, сидя в беседке, держась за руки, и Алевтина наклонялась к ней, жмуря глаза. Тоня помнила эти нежные, легкие поцелуи с привкусом медовых яблок и скрипом пыли на зубах. Помнила голые коленки, стукающиеся друг о дружку, и теплое дыхание Алевтины где-то над самым ухом.
Сейчас все было так же. Мягко, вкрадчиво, совсем отлично от того, как целовались остальные. Алевтина не умела этого делать. У нее просто получалось лучше всех. Мягче и правильней. Тише и теплее. Тоня расслабилась, не сопротивляясь, не задумываясь над тем, что происходит. Ей только хотелось забыть о гниющем чудовище на второй половине комнаты, о трупах в кладовой, собственной зависимости и беспросветности жизни.
— Тошенька, как же ты похудела, — руки Алевтины прошлись по голым ребрам, и Тоня вздрогнула. — Бедная моя, светлая балерина… Это все из-за?..
— Да, Алечка, да, — голос слушался плохо. — Не говори, не надо. Я… сделаю с этим что-то, обещаю.
Тоня завела руки, обтянутые мягкой тканью халата, за голову. В бархатной темноте за закрытыми веками она ощущала смутные тени движущихся предметов: нервное трепыхание свечи на столе, наклоняющийся силуэт Алевтины, черную ползучую массу Ле Мортье. Девушка широко открыла глаза и посмотрела в лицо наклоняющейся к ней женщины.
— Я буду защищать тебя от кошмаров, — костистые грубоватые пальцы переплелись с тонкими пальцами балерины. — От горестей и от бед. От всего, что сделает тебе плохо. Только не исчезай больше.
— Не исчезну. — Тоня сглотнула и крепче сжала чужую ладонь.
Алевтина выдохнула шумно и влажно в теплоту открытой шеи, и Тоня вздрогнула, закидывая голову. Со стены сползали смолистые черные капли, а в них отражался белый овал лица, черные впадины глаз и блеск золотых серег. Девушка вскрикнула и поторопилась зажмуриться.
Алевтина целовала, проводя губами вдоль шейной жилки, оттягивая кожу и оставляя теплый, едва влажный след. Колючая ткань рубашки остро задевала грудь Тони, царапала, распаляя, и девушка ерзала, всхлипывая, водя свободной рукой по лопаткам следовательницы. «Тошенька, Тошенька». Теплотой в филигрань небольшого ушка, мочку которого уже прикусывали, оттягивали, сминали губами. «Тошенька». Столь отлично от «гимназисточки», «детки» и как еще ее только не звали. В глазах стало влажно и тепло, мутное серебро поползло по щекам, под зацеловывающие губы Алевтины.