Когда Тоня вернулась, приглаженная и пригожая, довольная сама собой, в кабинете кто-то был. Тоня замерла у двери, выламывая пальцы и прислушиваясь к голосам. Приятный, мужской. Резковатые ответы Алевтины. Девушка не отважилась постучаться. Прижавшись лопатками к стене, обнимая обеими руками альбом, она глухо глядела в полуденные тени вдоль колонн. Голова была ясной, зрение не подводило ни на миг, но что-то взблескивало золотом из самого темного угла, и Тоне не хотелось думать, что именно. Закинув голову и закрыв глаза, она вспоминала яблоки, хрустящую пыль на губах, Алевтину в хлопковом платье и золотистый летний закат. Только из задворок памяти все равно наползал сиреневый дым, крупные Лизкины зубы, по-дурному, отчаянно скалящиеся из прокуренной темноты. И шелест — шелест змеиного хвоста в темной кладовой, липкие кольца, золотые серьги, покачивающиеся в отвисших мочках.
Тоня вскрикнула и уронила альбом, страницы рассыпались по алому ковру. Девушка упала на колени, подбирая листы, а в голове крутилась одна мысль: вдох, глубокий вдох, и белые гранулы растворятся, впрыскивая в кровь покой и веселье, тепло и смех. Да, ее выгонят из пансиона. Да, ей снова будут жать коленки. Да, Ле Мортье выползет из самых мрачных уголков души, вытащит низанку свежих костей, но ведь еще один вдох, и еще один — и Тоня запляшет с ней, как со старой подругой. Расплата будет — но потом, но нескоро. Как безмерно далеко от нее юной красивой Тоне, умеющей так славно плясать….
Тоня даже не стала стучать. Толкнула дверь, влетая внутрь, чувствуя, как дрожат руки, зная, что вид у нее совсем дикий. Только стоять за дверью она уже больше не могла. Никак.
— Выйдите, — Алевтина кивнула мужчине, сидящему напротив, выждала, пока он уйдет, захлопнув дверь, и совсем другим голосом спросила: — Что с тобой, Тошенька?
Тоня не ответила. Дождалась, пока Алевтина подойдет к ней, и уткнулась в чужой лацкан, всхлипывая и вздрагивая, царапая плотную материю.
— Ну, тише, Тошенька, — Алевтина оставалась спокойной — как всегда, в любой ситуации. Это успокаивало саму Тоню. — Снова оно?
— Да. Не бросай меня, ладно?.. Я ведь совсем пропаду, — шепотом, таким тихим, что Тоня сама себя не слышала. — Я так боюсь, знаешь?..
— Не брошу. Я же люблю тебя. — Алевтина обернула ее к двери и подтолкнула в плечи. — Идем, идем… Знаешь, что это был за человек? Я отправила его узнать про лоскуток ткани, оставшийся на пороге кладовой. Он бегал с этим поручением два дня, но информацию принес прелюбопытную.
Тоня, готовая разрыдаться снова, растерянно притихла. О чем с ней говорят?..