Обойдя стол, Алевтина отвела Тонины руки от мокрого лица, уложила на стол.
— Ты ничего не портишь. Я не сержусь на тебя. Я же люблю тебя, Тошенька.
Тоне было стыдно за то, что ее целуют такой: заплаканной, ватной, ослабшей. И хотелось рассмеяться, что даже такой — любят. Будто главное вовсе не внешность. Не хваленная чистота души. Не светлый образ и храброе сердце. Неужели достаточно просто того, что она есть — такая?..
Тоня крепко обнимала ее за шею, целовала и позволяла целовать себя — пока губы не онемели, а слезы не высохли. Потом она уронила руки на колени — Алевтина выпрямилась, расправляя затекшую спину.
— Аль?.. Мне нужно идти на занятия. Я… Я правда не могу пропускать. Очень быстро теряются навыки, — и, сама не зная, для чего, добавила: — А ведь это моя жизнь.
— Конечно. — Алевтина чуть улыбнулась — Можно мне посмотреть? Заодно полюбуюсь на девушек из Тулы.
И снова в обманчивой сонности зрачков мелькнул хищный кровавый азарт.
В зал Тоня пришла рано, даже слишком. До обеденного занятия было больше часа, зато Алевтина уже ждала. Она сидела в кресле госпожи Румяновой — святая святых! — и беспечно пролистывала крупную папку.
— Что это? — Тоня заглянула через плечо.
— Твоя хозяйка — мадам Сигрякова — была так любезна, что составила список учениц из Тулы. Но этот список я отдала ординарцам. Сейчас я смотрю девушек с родовитыми корнями — или хотя бы с просто богатыми предками. Ведь тульские ткани можно покупать так же, как тульские самовары. И из Петрограда, и из Сибири.
— Ты права, наверное. — Тоня кивнула и отошла к матам, раскиданным по вощенному полу.
Мышцы тянулись болезненно-сладко, от движений становилось тепло и легко. Тоня не упустила ни одной группы — пресс, ноги, руки, спина. Она чувствовала на себе взгляд Алевтины, хотя стоило поднять голову, чтобы увидеть, как та не отрывается от своей папки. Но Тоня знала, что женщине интересно, что на нее смотрят и даже любуются. Это тоже было приятно.
Когда же в зал хлынул поток учениц, Тоня была уверенна, что потеряется в их пестром сонме. Но внимательный взгляд Алевтины никуда не делся. Она смотрела только на нее — так смотрят на приму в финальной части, когда ступни почти не касаются пола, а музыка гремит свое последнее крещендо. И Тоня чувствовала, что даже повторять рутинные движения — легко. Что с таким вниманием руки движутся мягче, а восковая обязательная улыбка выходит живой и настоящей.
— Пропускать занятия непозволительно, барышня Люричева, — грозно произнесла мадам Румянова, проходя мимо. — Но принимая во внимание ваши сегодняшние успехи…