Лиза обняла Алексея, и ей показалось, что ее тело — единственная опора, которая еще удерживает мужчину на ногах, из мебели в комнате было только татами и маленький столик, медленно они подошли к татами и одновременно опустились на него. Корнилов крепко держал ее и не желал отпускать, девушка высвободилась, подошла к окнам и распахнула их — в комнату проник бодрящий осенний воздух, где-то вдалеке гремела музыка, а совсем рядом мрачно ухала сова. Лиза вернулась к Алексею, снова обняла его, теплой ладошкой коснулась его лба, приникла губами к влажному виску — мужчина не противился ее ласке, он немного расслабился и всем телом опустился на татами, положив голову ей на колени. Лиза вспомнила, как Катя рассказывала ей, что посмотрела в такой позе на Дорофеева и решила, что он будет ее мужем, Лизе тоже хотелось бы иметь столько уверенности и надежды на будущее…
Как всегда, затишье было лишь предвестником бури. Чем банальнее истина, тем обиднее понимать, что ты напрасно ею пренебрег. В течение двух недель Лизе не приходилось перевоплощаться в Кейко — она была самой собой: побывала в Милане и в Болонье, сделала дополнительный заказ на коллекции, которые продавались особенно хорошо, купила себе чудесное пальто Armani и гору нежнейшего белья Lise Charmel и La Perla. Она много времени проводила в «Весне», наблюдая за тем, как оформляют витрины, выставляют образцы новых моделей и, главное, как покупают, на десятки тысяч, любовно заказанные ею вещи. Но все эти маленькие радости меркли по сравнению с двумя вечерами, проведенными с Корниловым. Он позвонил Лизе сам в середине дня, последовавшего за тем вечером в чайном доме, когда мужчина, словно надломленный чем-то, искал утешения у безликой японской куклы. Алексей извинился, что не может встретиться с ней, и обещал позвонить на следующей неделе. У него был усталый слабый голос, и Лиза страстно захотела оказаться рядом с ним — извечное женское стремление утешать… Она спросила Корнилова, все ли у него в порядке и получила в ответ равнодушное: «Да, да, конечно», как бенгальский огонь вспыхнула ревность, к самой себе. Тогда в чайном доме он охотно принимал ласки и заботу Кейко, девушка помнила, как касалась его холодного лба, гладила мощную шею и, прижав ладошку к груди, прислушивалась к частому биению пульса. Они просидели на татами почти до рассвета, Лиза замерла в неудобной позе и боялась пошевелиться, когда Корнилов затих и, кажется, заснул — длинные ресницы отбрасывали тени на лицо, на подбородке пробивалась темная щетина, дыхание было коротким и тихим, порой девушке казалось, что он не дышит совсем. Лиза вспомнила, как они с Катей, перечисляя достоинства потенциального мужа, особенно упирали на то, чтобы этот счастливец спал тихо-тихо и ни в коем случае не храпел — Алексей соответствовал жестким требованиям. В ту ночь они почти не говорили, если не считать коротких рваных фраз, который бросал ей Корнилов, и ее робких реплик в ответ. Лиза чувствовала его боль и, наверное, одиночество, и в этот момент забывала про свои одиночество и разочарование. Глядя на спящего мужчину, она в тысячный раз корила себя за разыгранный маскарад, лелея глупую надежду, что уж эта встреча точно будет последней. Часов в пять Корнилов зашевелился, и Лиза поняла, ей пора уходить — утро после такой странной ночи было бы куда более неловким, чем пробуждение после жаркого секса. И, кроме того, девушка была вовсе не уверена в том, что сможет и дальше выдавать себя за Кейко. Она осторожно встала, опустив голову Алексея на татами, и ускользнула вглубь чайного дома. Минут через пятьдесят, когда Лиза уже приняла душ и переоделась в джинсы и свитер, в комнате никого не было.