Лунный свет несмело проникал через распахнутые окна, тихий голос бамбуковой флейты нежно звучал в хрупкой тишине, мерцали свечи. Девушка в тяжелом изумрудном кимоно, расшитом красными, золотыми и синими цветами, медленно шла по проходу. Концы широкого красного пояса покачивались в такт ее шагам, наконец, она вошла в луч лунного света: блестящие черные волоса убраны старинными заколками, слой рисовой пудры покрывает лицо, на котором выделяются лишь кроваво-красные губы. Девушка склонилась в низком почтительном поклоне, распрямилась и продолжила свой путь.
Мужчина, сидящий в самом центре чайной комнату, окинул ее пронзительным взглядом и одобрительно кивнул, окошко в одной из стен закрылось, послышались стремительно удаляющиеся шаги. Маленькая японка присела на татами, бережно разгладила кимоно и раскрыла расписанный экзотическими птицами веер. Ее тонкие пальчики любовно трогали шелковую ткань, а мужчина мечтал о том, как однажды они коснутся его тела.
— Ты играешь на шамисэн? (шестиструнный японский музыкальный инструмент, напоминает европейскую скрипку).
— Нет, мой господин, я не овладела этим искусством, — девушка слегка прикрыла лицо веером, — но я могу танцевать для господина, танец расцветающей сакуры под музыку флейты.
— Потом, — мужчина нетерпеливо махнул рукой, — А сейчас подай мне чай! — он начинал раздражаться, было довольно сложно удовлетворять его желания, даже нежным безропотным гейшам. Он невидящим взглядом уставился в темное окно — так много всего было в прошлом, радости и боли, горя и счастья… Киото, неспешная прогулка по парку виллы Катсура, багряные листья уже отцветших сакур, ее маленькая дрожащая ладошка в его руке.
Девушка несмело покосилась на замершего в одной позе мужчину, он оказался гораздо моложе и привлекательнее, чем рисовало ее приготовившееся к кошмарам воображение. Идти в первый раз в чайный дом было совсем не просто, облачиться в тяжелое кимоно и выбелить лицо — все это казалось лишь игрой, неприятной, навязанной, но игрой, а вот остаться наедине в глухой ночной тишине вдали от всех, с мужчиной — совсем другое дело. И пусть традиция длиною в века защищала гейшу от их липких взглядов и навязчивых цепких рук — страх и неприязнь были сильнее доводов рассудка.
Мужчина слегка покачнулся, она, словно испуганная птичка, вздрогнула и тонким прутиком пошевелила угли в жаровне. Привычные движения: потемневшей от времени ложкой девушка положила растертый зеленый чай в фарфоровую чашу и залила кипятком, взбила бамбуковым венчиком и замерла в ожидании, пока не заварится чай.
