— Ну, Катя, — Лиза покраснела под взглядом подруги.
— Что Катя? — рассмеялась та. — Я рада за тебя, очень. Сергей говорит, что давно не видел Алексея таким довольным жизнью, а я могу сказать то же самое о тебе. Вы чудесная пара.
— Ох, Катя, — вздохнула Лиза. — Я не уверена, пара ли мы.
— Но ты ведь хочешь этого?
— Хочу.
Девушки неторопливо осматривали выставленные игрушки, некоторые из них были нежными и трогательными, другие по-взрослому пафосными. Кате понравилась фарфоровая Рапунцель и ярко-розовая лошадка-качалка, Лиза вздрогнула от взгляда на маленькую гейшу из папье-маше, словно срисованную с нее самой в образе Кейко. Проклятая Кейко, даже мимолетный намек на нее заставлял Лизу забыть все надежды на близость с Алексеем.
Совещания по поводу строительства в Сочи сводили его с ума. Такая привлекательная поначалу бизнес-идея грозила обернуться полным провалом. Стоимость строительства росла на глазах, подрядчики не укладывались в сроки, расходы, приписываемые ущербу от разлива горных рек, были так велики, будто пронесся ураган Катрина, а не жалкий двухдневный дождь залил все вокруг. Банковские транши были приостановлены, и все это требовало принятия немедленных, а, главное, эффективных решений. Да и вдобавок, если на остальных горный воздух действовал бодряще, то у Алексея уже третий день жутко болела голова. Он не хотел себе в этом даже признаваться, но поздно ночью, когда голова касалась подушки, мысли возвращались к Лизе, к ее нежной заботе в то первое утро в Марбелье, когда он в одиночестве сидел возле моря и мучил себя воспоминаниями о Саюри. Лиза была прелестна, открыта и так естественна во время их романтичной прогулки по Гибралтару, она была полна страсти и нежности в ту сумасшедшую ночь, что они провели словно подростки, сбежав из дома его родителей. Во время приема Лиза порхала среди гостей подобно яркой царственной птичке, заставляя мужчин оборачиваться ей вслед, а Алексея — ревниво прижимать девушку к себе. Закрадывалась предательская мысль: а была бы Саюри так хороша вдали от привычной ей Японии? И все же в его чувствах к Лизе было что-то неправильное, что-то делавшее воспоминания о Саюри не более чем далеким прошлом, готовым подернуться дымкой забвения и забытья. В тот вечер он сказал Марине, что Лиза — не замена Саюри, а что-то совсем другое, особенное. И тогда Алексей действительно верил в это, он верил в это и по утрам, когда звонил Лизе, чтобы услышать тихий сонный голос, представляя, как девушка хмурится в поисках телефона, а затем начинает медленно улыбаться. Но сегодня ночью, мучаясь от всё усиливающейся головной боли, борясь с тошнотой и резью в глазах, Алексей почему-то чувствовал себя обязанным хранить память Саюри, а Лиза была угрозой этому, потому что ее сияющий смеющийся образ вытеснял печальную японку. Лиза была самостоятельной, немного дерзкой, до безумия уверенной в себе, она казалась девушкой, которая не удовлетворится полумерами, касалось это дел или отношений. А Алексей не был уверен, что он готов на что-то большее, чем эти самые полумеры.