- Не знаю, какая власть господам хороша, а нам и нонешняя по душе! тонким резким голосом почти выкрикнул Надеждин. - Только вот войну скончать желательно, торговлишку кое-какую открыть, хозяйство поправить - и живи всяк в свое удовольствие.
- Да кто ее тебе откроет, торговлишку? - рассердился подъесаул. - Кто на липовые деньги товар продаст? Кто фабрики пустит, управлять ими станет? Про такую разруху, как у нас, даже в библии не писано. Народ голодает, одни комиссары в Кремле с девками пируют, а ты говоришь - по душе! Эх, дурачье вы темное! Нынче ты ограбил, а завтра у тебя награбленное отымут. Хоть, к примеру, ту же землю.
- Покамест не отнимают, - заметил Шаров осторожно. - Сеять велят. Не на барина. На себя.
- Теперь за старое в деревне никто не держится, - поддержал товарищей чуваш Василий Чабуев. - Кто и держался за царя по старой памяти, тому напоследок война эта германская и Распутин безобразиями своими показали, что и как есть. Скажите, ваше благородие, господину начальнику, пущай всех нас в Костроме высаживает.
- И дурачьем темным нас, ваше благородие, при Советах-то никто не называл. Отвыкли от офицерского разговору, - съехидничал Надеждин.
Подъесаула взорвало. Он сел на край койки, спустил здоровую ногу на пол, а к другой ноге с отнятой ступней ловко пристегнул протез, В одном белье стал посреди каюты.
- Ну погодите ужо, пропишу я вам клистиры! Отец Савватий, ты-то что молчишь? Или за веру православную постоять страшишься?
- Сказано в писании, - сказал старец скрипучим голосом, - всякую власть приемлем от господа, Не мне, пустыннику, людские распри вершить. От сего мрака в скит ушел еще тому назад сорок лет, насмотревшись на убиенных в турецкую войну. Не тревожь, Иване, сердца малых сих, о душе помысли, не о мести единоплеменникам своим. Ступай с миром, одумайся!
- Та-ак! - насмешливо протянул подъесаул. - Не ожидал от старца измены. Басурманам продался, осквернителям храмов? Ты, как тебя, барыга! Тоже, поди, успел в большевики записаться?
- Покамест не писался, а с тобою рядом и барыге сидеть зазорно! отрезал Овчинников. - К такому кореннику других пристяжных поищи, у твоих господ шаромыжников. Видывал я, как вашего брата и в Дону и в Волге топили. Гляди, на другую не охромей!
- По-нят-но! Понятно, говорю, кто здесь под одно рядно набился! Сестричка! Пора тебе уходить отсюда. Идем со мной к начальнику.
- Куда я от своих больных уйду? Уж лучше сами ступайте от нас, людей на грех не наводите.
Подъесаул рванул и с силой захлопнул дверь. Даже перегородки вздрогнули.