Вечером, как и обещал, поехали к Бурдж Халифе. Вблизи эта громадина вообще наводила благоговейный ужас. А со смотровой площадки вид был настолько шикарный, что я старалась лишний раз не моргать, впитывая все это в память. Антон, довольно хмыкая, с удовольствием читал печати восторга с моего лица, заставляя иногда смущаться но не в силах сдержать восхищения от всего происходящего.
Прошвырнулись по огромному торговому моллу, где я увидела абсолютно магазины всех брендов которые я знала и дохрена тех, которых не знала. Антон чувствовал себя здесь как рыба в воде, чем вызывал у меня стойкие ассоциации с местными жителями и чувство благоговения.
Он купил себе часы. Стоимость их выходила в половину стоимости моей планируемой ипотеки. Глядя на него во все глаза, я мысленно повторяла только одно — нельзя считать чужие деньги. Нельзя.
Антон, заметив мой ошарашенный вид, подозвал продавца и ткнув пальцем на меня что-то быстро сказал по-английски. Я, сообразив, что это значит, умоляюще посмотрела на продавца и отрицательно замотала головой. Антон настаивал. Я начала злиться. Он стал настаивать больше. Понимая, что неприлично ругаться в общественном месте, я подхватила его под локоть и пошла на выход. Антон взял протянутую ему продавцом коробку с часами и недовольно пошел за мной.
Впрочем, я прекрасно понимала, что обижаться на него, показывающего мне этот новый красивый мир по меньшей мере неблагодарность. И уже гораздо более спокойным тоном упрашивала ничего мне не покупать. Он конечно не особо обрадовался, но промолчал.
Каждое утра начиналось часов с восьми, а день заканчивался где-то в одиннадцать, иногда даже без секса. Потому что я, перегруженная впечатлениями, могла вырубиться на середине, и дишь крепко обнимала его широкие плечи, чувствуя себя в тепле, безопасности и счастье. Антон надеялся на тигрицу, о чем глумливо мне сообщил в один из вечеров, поставив на тумбочку виски, пока я, устало сдирая с себя одежду, прокручивала воспоминания о горках в аквапарке, думая где я могла заработать этот нехилый синяк на руке.
— Я раньше сдохну, чем прлснется тигрица. — Упав на Антона, лежащего на кровати, я виновато потерлась носом о его подбородок, и опустила голову на плечо, сказав, что я сейчас пару минут полежу и пойду в душ. Он осторожно обнял меня, нежно оглаживая пальцами спину и поцеловал в висок. Стало тепло и приятно. Хорошо и спокойно. И меня вырубило раньше, чем истекли отведённые мной себе пара минут.
На следующий день меня ждало еще одно открытие — я даже никогда не подозревала, что могу кричать от страха. Но американские горки меня вынудили это сделать, и сошла я оттуда со вставшими дыбом волосами и бешено колотящимся сердцем. Антон в качестве утешения купил мне мороженое и старался не особо смеяться, при виде моего удивленного вида, когда я пробовала вкуснейшее мороженное в своей жизни.