«Но ведь мы были счастливы? Ведь были?» — Кричу безмолвно куда-то в пространство, вспоминая, как ушла с головой в дела Школы, как старалась изо всех сил быть во всем идеальной, как сломалась в тот момент, когда поняла, что теперь свободна от мужа, что рада его смерти, рада, что могу жить дальше свободной и принимать решения самостоятельно? Что могу снова полюбить.
Потом накрывает вторая волна, которая вышибает из груди воздух, лишает сил, леденит душу! Это боль, запрятанная глубоко внутри, это невыстраданное чувство отверженности, злости на свое предательство по отношению к мужу, на свои чувства по отношению к Дереку, на свою сломленную гордость, когда я делала попытку за попыткой, чтобы привлечь к себе внимание дракона.
Как же я стала противна сама себе именно сейчас, почувствовав все, что так долго гнала прочь. Как же я буду противна окружающим, когда они узнают, кто я на самом деле, что скрывается за этой ледяной стеной отстраненности. Как же я буду объяснять сыну, что предала его с самого рождения, что не открыла всей правды, что воспитала его под гнетом собственных страхов?
И, наконец, третья волна, которая давит на меня так, что я практически висну на руках у Вольного, а в голове мелькает картинка: я еще девчонка, стою в склепе и принимаю решение оживить лучшего друга. Он отворачивается и шагает во Врата, оставляя меня в таком ужасном состоянии, что я начинаю выжигать в себе все чувства, кроме леденящего равнодушия, которое с годами завладело душой, лишило меня ярких красок мира.
— Больно, — шепчу Вольному и рыдаю в голос у него на груди, а он гладит меня по голове и просит прощения. — За что? — Икаю, сквозь пелену слез.
— За то, что вскрыл твою защиту, — отвечает мне друг, а потом сжимает в своих объятиях, крепких, нерушимых. — Я больше тебя не брошу, слышишь? — Встряхивает меня за плечи, снова прижимает к своей горячее груди. — Я самовлюбленный идиот, Маша, я сломал твой щит, ради забавы, ради скуки! — Сжимает пальцы все сильнее. — Прости меня, слышишь? Прости!
Киваю головой, продолжая цепляться за него, как за утопающую соломинку, а Вольный ругается так, что у меня уши краснеют.
Ничего себе лексикон у них там, на южном континенте. Надеюсь, Элана не обзавелась этой гадкой привычкой?
— Мы с тобой оба идиоты. — Констатирую факт, теперь уже улыбаясь сквозь слезы. — Столько лет потратили на обиды и ссоры, столько лет копили в себе боль и злость. И посмотри теперь на нас со стороны. Кто мы? Осколки когда-то цельного камня?
— Мы исправимся, — шепчет друг, кладя свой подбородок мне на макушку.