Молодцов сел в кресло, провел рукой по лбу. Затем рассмеялся тихим старческим смехом.
— Я не ошибся в вас Бладхаунд. Да сядьте, сядьте вы наконец. Да, Олег сделал мне это одолжение. У меня, знаете ли, сердце отказало аккурат в день принятия закона Левченко. Я человек старый, бессмертием занимался не один десяток лет, связи были, вот я ими и воспользовался. Олег меня прошил, Стогов привез тело. Не было меня несколько дней, ну так я старик, здоровье, понятное дело, сердечко шалит… А через неделю вышел на работу, как ни в чем не бывало, кроме вас никто не заметил.
— Чистяков тоже робот?
— Нет. Но тело у него в лаборатории лежит, на всякий случай. Когда надо будет, я сам прошью его. Сноровки я не утратил, нейрокристалл это такая память, знаете, которая не стирается. Хоть какой-то от них прок… Но вы так и не сказали, как догадались.
— Вы повторяетесь.
Молодцов поднял брови:
— Надо же. А я и не замечал… Но вы правы. Увы, и Левченко был более чем прав.
— Зачем он вам понадобился?
— Левченко? Э-эх, молодой человек! Я-то думал, вы все поняли.
Директор встал, снова подошел к окну.
— Тоскливая это штука, бессмертие, — сказал он тихо. — Я старик. Я хотел вернуть времена моей молодости. Я, Олег, Саша, Веня… И вы — я всегда жалел, что вы работаете не на меня. Впрочем, я опять повторяюсь.
— Вы заказали и тело Левченко тоже?
— Конечно.
Бладхаунд прикинул в уме. Сумма выходила огромная. Вряд ли у старика есть такие деньги. Значит, и Стогову тоже было обещано бессмертие.
— Бессмертие, — кивнул Молодцов. — Стогову одного не хватало — он мечтал создать тело для плотских удовольствий. Я-то этого лишен, — Молодцов развел руками. — Но я не жалею. Для меня всегда первичны были удовольствия интеллектуальные. И здесь, знаете, в моем теперешнем положении есть преимущества. Я могу, к примеру, по нескольку раз решать одни и те же кроссворды.
Он снова тихо рассмеялся.
— А как же Кривцов? — спросил Бладхаунд.
— Кривцов?
— Да. Себя, Чистякова, Левченко, даже меня вы обеспечили телами.
Молодцов вмиг посерьезнел и отвернулся к окну.
— Кривцов, — глухо сказал он. — Веня всегда мечтал о бессмертии. Все, что он делал, он делал ради этого. Он любил говорить, что в бессмертие надо выпускать только самых достойных. Все бился, пытаясь понять, отчего они хорошеют… Я опять повторяюсь?
Молодцов вздохнул и повернулся в Бладхаунду:
— Вы же видите, мы постоянно проживаем одно и то же. Мы, когда-то бывшие неплохими учеными, теперь только и можем, что раз за разом решать одни и те же несложные задачки. Веня пытался спорить. Он полагал, что если обладатель кристалла сумеет при жизни освободиться от всех условностей, научится жить настоящим моментом, то и после смерти избежит сетей прошлого. Он искал идеальный нейрокристалл. Философский камень в своем роде.