Серому удается ухватить меня за ворот, но на этом его достижения заканчиваются. Под «Праведным гневом» хлестким ударом я впечатываю кулак в его нос, а следом добиваю оглушенного от боли амбала своим любимым апперкотом, сворачивая ему челюсть. Проходят сообщения о критическом уроне, нанесенном мною, и невиданных ранее цифрах урона выше тысячи, но мне не до них.
Рву дистанцию, снова вхожу клином между Киром и обкуренным Александром, и наношу второму упреждающий удар под дых. У него перехватывает дыхание, он по инерции делает шаг назад и валится на пол, схватившись за живот.
Только сейчас замечаю, что музыка не играет. В гробовой тишине сквозь толпу протискиваются объявившиеся охранники и разделяются: двое идут помочь подняться Александру и его цепному амбалу, а четверо хватают меня и Кира под руки и тащат прочь. Держат крепко, не вырваться. Дорожкин кричит мне вслед:
– П…ц и тебе и твоей компании, урод!
Охранники выносят меня из клуба и бросают на асфальт. Следом выволакивают Кира. Охранники, посмеиваясь, обсуждают произошедшее, а один из них, закурив, нейтрально интересуется:
– Слышь, мужик, ты больной?
– В смысле?
– Тебе жить надоело? Ты только что огреб кучу проблем. Ты хоть знаешь, с кем рамсил? На кого руку поднял?
– На того, кто докопался до моего друга.
– Он вообще первый начал! – гнусавит Кир. – Стол, где мы играли, видите ли, его любимый. Матом нас крыл, оскорблял…
– Имеет право, – констатирует охранник. – Это же сын Эдуарда Константиновича Дорожкина!
– Это еще кто?
– Ты с Луны свалился? – удивляется он. – Первый зам мэра города!
– Капец, – шепчет Кир. – Прости, Фил, я сам не знал…
От автора: Напоминаю, что среди тех, кто подпишется до 7 февраля (в первоначальный срок закралась опечатка), я разыграю 3 бумажных книги со своим автографом. Доставка будет за мой счет.
Следующие главы (план примерный): 05.02 – третья глава, 08.02 – четвертая глава. Потом небольшой перерыв, связанный с моим отпуском. Если будет вдохновение, выдам пятую главу в это время. По возвращении график будет примерно таким: три главы в две недели.
P.S. Заметите опечатки – пишите. Буду благодарен.
Смерть — очень неприятная форма бытия.
«Достучаться до небес»
Все время в ожидании возрождения я испытываю посмертную боль. Смерть — не избавление, и боль в эти три секунды великого ничто между жизнями, как наказание, жесткий жгучий кнут, призванный закрепить рефлекс. Биться надо до последнего, потому что и после того, как погибнешь, будешь страдать.
Таймер отсчета до респауна, будто издеваясь надо мной, отсчитывает явно не земные три секунды. Учитывая, что здесь в сутках тринадцать часов, а каждый час – как два с небольшим земных, я еще долго беззвучно разрываю глотку, корчась от терзающей агонии посмертия.