Многие очевидцы и участники подавления восстания единодушны во мнении: восстание началось стихийно и до конца своего сохранило стихийную основу, вспыхивая и потухая в разных районах, переметываясь из волости в волость, из уезда в уезд. По мере разрастания вширь и вглубь движение все определеннее принимало эсеровскую окраску, все больше белых офицеров, торговцев, деревенских богатеев, кустарей становились во главе отрядов, штабов, «советов». «Из крестьянского восстание стало кулацким, белогвардейским», – сообщал ВЧК Студитов.
В политотчете Тюменского губкома РКП (б) за февраль – март 1921 года также высказывалась мысль о том, что политическая окраска восстания до захвата Тобольска не ясна, потом становится ярко выраженной эсеровской.
Командный состав повстанцев постепенно обретал белый цвет, заполняясь бывшими низшими офицерами царской и колчаковской армий (подпрапорщиками, прапорщиками, фельдфебелями). Как правило, во главе отряда, сформированного в том или ином селе, становился местный житель, конечно же, наиболее авторитетный среди крестьян, служивший в армии. Авторитет на селе был у того, у кого были руки мастера: голова трезвая да мудрая; слово веское обдуманное; в хозяйстве достаток, в кармане не пусто; словом крепкий, зажиточный крестьянин, стоящий на меже меж кулаком и середняком...
Когда народную жизнь сотрясает социальный шторм, со дна общества поднимается нечисть и всплывает на гребень движения. Бандиты, спекулянты, садисты, насильники и иные подонки, отребье и охвостье старого режима и колчаковщины, поспешили примкнуть к восстанию. Этой мрази безразлично было, за что и против кого сражаться, ее притягивала возможность безнаказанно грабить, убивать, глумиться над беззащитными людьми.
Вот как очевидец описывает вожака емуртлинских повстанцев – матерого спекулянта: «Рыжеватый мужик с саженными плечами и кулачищами, как пудовые гири, Феофан Боровков много лет был мясником, привык к запаху крови. Убивать было его главным влечением, процесс убийства доставлял Боровкову ни с чем не сравнимое наслаждение. Он придумывал изуверские методы пыток и казней коммунистов, лично руководил, любуясь мучениями жертв.
Обильно смазанные скоромным маслом и оттого блестящие волосы Боровкова были пострижены под кружок. На толстом указательном пальце правой руки блестело массивное золотое кольцо. Боровков любил тыкать этим окольцованным пальцем в допрашиваемых коммунистов, всегда выставляя его напоказ. На нем была розовая сатиновая рубаха, туго перехваченная в пояснице витым поясом, суконная поддевка и широченные плисовые шаровары. Ходил Боровков важно в окружении личной охраны из уголовников и именовал себя – Колчак Второй...» Он видел в восстании прежде всего способ даровой поживы. К нему сносили одежду казненных, деньги и ценные вещи из разграбленных домов.