Шёл по памяти, насколько она позволяла. Слуховая у него была посредственной, а зрительная отменной. Посмотрел один раз на лист бумаги, секунд пятнадцать, как на фото снял. Только шёл-то по оккупированной земле. Вошёл в Русаново, первое село от Никитского в сторону города, как двое полицаев остановили. На левом рукаве – белая повязка с надписью «Полиция», на головах немецкие полевые кепи, за плечами – русские «трёхлинейки».
– А ну стоять! Ты кто такой?
– Антон Крюков, господа полицейские.
– Аусвайс!
Илья немецкий документ достал. Бумага настоящая, печати, подписи – всё немецкое. Один полицейский документ изучать начал, второй приказал:
– Покажи, что в узле.
Был у Ильи именно узел при одной лямке. Развязал горловину, показал.
– О! Сало! Тебе оно без надобности!
И полицейский забрал шматок. Вот же суки! Грабёж неприкрытый, а жаловаться некому, полицейские в селе – сами власть. Голову опустил, чтобы глазами себя не выдать. Полицейский документ вернул:
– Иди отсюда!
И долго смотрели вслед. Ничего, через год побегут отсюда немецкие прихвостни! Кого-то настигнет партизанская пуля, кому-то удастся ускользнуть в сорок пятом и обосноваться в Канаде или Аргентине, большинство под суд попадут и будут мотать срок на Колыме, или расстреляют их за злодеяния. Это сейчас, пока германская армия в силе, наступает, они чувствуют себя уверенно. Добраться до Щигров до начала комендантского часа не удалось. Но ещё на мосту остановили немцы. Застава у них тут стояла. И документы проверили, и узел досмотрели, и самого обыскали, даже обнюхали.
Но придираться не стали, отпустили. И город уже виден, а сумерки ложатся. Кому жизнь дорога, дома сидеть должен. Обидно, до Щигров пара километров, станция видна, вагоны, водонапорная башня. А пришлось в поле ночевать. С лесами в Курской области плохо, только редкие рощицы и снегозащитные посадки, чай, не Брянская область, хотя соседи. Улёгся на ночёвку в воронку, подчерствевшего хлеба пожевал. Всё лучше, чем ничего. Ночью несколько раз по железной дороге составы прошли. Что на них – не видно из-за темноты, но вероятно, техника, потому как каждый состав по два паровоза тянут. Наша авиация по ночам не летает, да и днём не видно. К утру подмёрз, туман опустился, промозгло. Как солнце взошло, туман рассеялся, чувствовалось, лету конец, впереди осень с её дождями, слякотью, холодами. Для фронтовиков, которые бессменно в окопах и землянках, время поганое. Немецкие части периодически на отдых отводят, их место отдохнувшие и полнокровные подразделения занимают. А у нас смена возможна, когда от батальонов ввиду потерь неполная рота остаётся, нечем и некем заменить.