Хосе Индульхенсио меж тем небрежно дёргает плечом, как бы не соглашаясь, но и не разубеждая. Тем не менее, он полагает нужным смущённо возразить:
— Ну уж ты скажешь тоже…
— А что, — продолжает донья Исабель, и голос её становится чуть ниже, а ломкая хрипотца явственней, — в тени кебрачо так хорошо провести знойный вечер за вином и партией в нарды… рядом с настоящим мужчиной… Только предложи, редкая откажется.
— Кха-кха-кха… — закашливается сеньор Индульхенсио и зачем-то хлопает себя по карманам, и вертит головой, словно выискивая что-то, и неловко пыхтит, стараясь преодолеть смущение. — Да, — говорит он, обегая глазами помещение, — неплохая у тебя прачечная.
— Неплохая, — соглашается донья Исабель, не сводя с него искромётного взгляда. — Вот только мужской руки не хватает. С тех пор, как помер мой Артуро, всё приходится звать кого-нибудь для мужской работы. Но разве сделает мужчина всё как надо, если он тут не хозяин…
— Ну… это… пожалуй что и так, — бормочет Хосе Индульхенсио.
— Вот и я говорю. За семь-то лет кое-что обветшало. Поиссохло. Без мужского внимания.
— Семь лет, — качает головой сеньор Индульхенсио.
— Да, — скорбно произносит донья Флорес и глаза её увлажняются. — Восьмой год уже, как не стало моего Артуро. Знал бы ты, как тяжело женщине моих лет одной, без сильной мужской руки.
— Это я понимаю, — произносит Хосе и зябко поводит плечами.
— Понимаешь ли… — вздыхает сеньора Кастильо.
— Я тут костюм прикупил, — торопливо переходит Хосе Индульхенсио к делу, подальше от тревожной темы. — Вот хочу, чтобы ты его выгладила. И рубашку. Ну и галстук, наверное, надо бы.
— Костюм? — оживляется донья Исабель. — А у кого покупал?
— У Родольфо, сына Игнасио.
— У Родольфо хороший товар, — со знанием дела говорит эта замечательная женщина и кивает в подтверждение своих слов. — Сколько заплатил?
— Сто пиастров отдал за костюм и рубашку, — с гордостью произносит Хосе.
— Что? — донья Исабель замирает с вытаращенными в недоумении глазами. — Сколько?
Хосе Индульхенсио поражён её реакцией, но не понимает, как следует её расценить, а потому расценивает так, как ему кажется правдоподобным.
— Костюм-то хороший, — растерянно произносит он. — А ещё рубашка, не забывай… Ты что, правда думаешь, что я переплатил? Грегорио тоже сказал, что…
— Сто пиастров… — повторяет Исабель Флорес Кастильо, не слушая. — Святая дева, что же там за костюм!..
— Хороший костюм, клянусь сандалиями святого Бертрана, — растерянно отзывается Хосе. — Мне очень понравился.