— Я должен был умереть вместе с мамой, — прошептал Олив. — Сила повелителя искала преемника, потому что без особого ритуала не могла перейти к законному наследнику.
— От отца к сыну, — выдохнул Владыка.
— Да. Это не пустые слова. — Подтвердил друг. — Тот, кто убил прошлого повелителя, знал об этом, но не учел, что сила уйдёт с земель и никогда не выберет предателя.
— На что он тогда рассчитывал? — спросила я, но ответа не получила.
— Восемнадцать лет назад тёмный дар нашёл свое пристанище, — Олив смотрел на меня, — а двадцать три года назад я получил часть этой магии — дар предвидения, остальное досталось тебе.
Ядовитая реплика так и не сорвалась с моих уст. Я не понимала природу своего дара, как и не знала до конца его мощь. Мне всегда не хватало конкретики. Да, мне подчинялись стихии. Но только в пиковые моменты я могла творить необыкновенные по своей силе вещи. В остальное же время все ограничивалось малым: зажечь свечу или разжечь костёр, высушить одежду или волосы, заставить распуститься цветок раньше времени и не вымокнуть под дождём, не прибегая к зонту.
Однако… Каков диапазон моего дара? Что ещё я могу, но не знаю об этом.
Улучшение зрения, перетягивание чужой магии и её усвоение…
— Анита, ты адарит.
— Кто?
Владыка тяжело вздохнул. Он не делал попытки подняться с каменного пола.
— Адарит, — послушно повторил мужчина, затем что-то решил для себя и начал рассказывать. — Мне едва исполнилось семнадцать, когда заболел отец. Все целители сбились с ног, но не смогли найти причину болезни. Он угасал. Внешне хворь не сказывалась, а целители утверждали, что и внутри нет повреждений.
Повинуясь неведомому чувству, я села подле ног статуи, а затем коснулась её ступней.
Всё, о чем сказал Владыка, я увидела воочию. Высокий мужчина с длинной косой медленно, придерживаясь за стены брел в какой-то зал. Его лоб покрыло испариной, сухие губы были плотно сжаты. Но видимых ран я не заметила. Складывалось впечатление, что из него вытягивали жизненные силы. Знание пришло с заминкой. Я ошиблась, пусть и немного.
— Из него вытягивали душу, — оборвала речь лорда Дэймона. — Вы не могли этого заметить.
Прерванный на описании смерти своей мамы, Владыка резко сжал челюсть. Я испугалась, на мгновение, вдруг бы он прикусил язык, но напрасно.
— Откуда ты…
— Она показала, — я осторожно погладила ступни статуи.
Я отстранённо подмечала, что мне комфортно у ног статуи. Не просто хорошо, а словно я встретилась с мамой и утонула в ее объятьях. Вот в ком я почувствовала родство. Это она, статуя, тянула меня к себе. И, судя по всему, ей было что показать мне, иначе почему голоса мужчин доносились будто издалека, а глаза закрылись сами собой?