Свин внимательно посмотрел на меня, окинул взглядом горничных, подмигнул карим глазом и снова завопил, что есть мочи:
– Бесстыдница! Где твоя совесть? Успокоительных капель мне-е-е! Сейчас же, – хмыкнул хряк и толкнул меня в сторону ванны, – А ты, а ну брысь, одеваться, имей совесть! Мне тебя еще замуж выдавать, ну никакого воспитания, вот совершенно! Сил нет, что за молодежь пошла!
– Ждуля, я вообще-то тебя лет на двадцать старше! – язвительно вставила я и поплелась по стеночке переодеваться. Стоило мне успокоиться, как силы вмиг иссякли, зато включился «режим зомби», который так часто помогал мне в пансионе после бессонных книжных ночей и в Академии, когда все мое время тратилось на Сержио и я сутками гуляла. Все же есть свои плюсы у некромантского наследия, даже будучи трупом, я скорее всего смогу себя поднять и заставить двигаться.
– Я не виноват, что к своим преклонным годам ты не поумнела, – высокомерно задрав пятачок ответил свин, все так же украдкой поглядывая на разномастных девиц-горничных, людей, скорее всего, – Ну ничего, не грусти, дуреха, у тебя же есть я. Уж я-то постараюсь.
Я лишь хмыкнула, молча вошла в ванную, плотно прикрыла дверь и начала переодеваться, украдкой бросая любопытно-озадаченные взгляды в зеркало.
На поверку оказалось, что стоило мне чуть успокоиться и прекратить дышать паром, как чешуя перестала выступать броней, походя на тонкий золотой чулок, натянутый на все тело. Да, теперь золотой отлив был даже на ногах и бедрах.
Я почему-то сразу представила себя персонажем комиксов, так нежно любимых и лелеемых моей скромницей Хиной. Я очень скучала по своим подругам, просто невероятно. Мы никогда не разделялись больше чем на пару дней, хотя бы созванивались, но магофон отказывался работать, раз за разом говоря о невозможности соединения.
Одевшись, я посмотрела на себя еще раз: невысокая, зеленоглазая, изящная, хоть и в балахоне. Шея была плотно прикрыта, никаких меток не выступало, даже золотой отлив кожи лица походил скорее на нанесенный макияж, чем на спрятавшуюся чешую.
Не хватало лишь перчаток, когти никуда деваться не хотели. Об этом я и сказала Ждулю, стоило выйти наружу.
Горничные принялись охать и ахать, дескать, какая я теперь целомудренная, серьезная. Теперь ни один ловелас не покусится и честь моя будет спасена.
– Ой ли, – лишь подумала я. Мне почему-то показалось, что драконам станет любопытно, что же под ним, потому что слишком уж явно меня закутали в тряпки.
А горничные все квохтали. Мол, еще бы мне волосы чепчиком покрыть, а то слишком уж они яркие, будто демоново отродье затесалось в роду. А демоны плохие, ужасные, они младенцев на завтрак едят. На что я лишь деликатно промолчала.