решила дать мне шанс расправить свои собственные крылья, что было важно сделать
прежде, чем я отправлюсь в колледж.
– Это сработало? – задал он вопрос, поигрывая с моими пальцами, которые все еще
находились в его ладони.
– Что сработало?
– Помогло ли это расправить крылья.
– О, даже не знаю, – я покачала головой. Воспоминания о матери и обо мне лежали
в основе каждой истории, каждого выбора. Каждой части моей жизни. Я не знала, как
объяснить это незнакомцу. – Вся правда заключается в том, что, по моему мнению, ей
просто потребовалось пространство. Она была из тех людей, кто всех отталкивал – даже
слишком сильно, фактически выставляла.
– Была?
Осознав, что Кэш поймал меня на прошедшем времени, я объяснила:
– Да, она умерла чуть раньше в этом году.
33
Пальцы Кэша сильнее сжали мои, и я знала, что эта связь, или что-то вроде нее,
должна была превратиться в нечто большее, стать чем-то по-настоящему значимым.
– Но ее больше нет, – сказала я ему, пожав плечами, даже зная, что мне это
претило, а опускать руки оказалось даже больно. Я все равно не хотела отвергать память о
ней.
И впервые с тех пор, как ее не стало, я не чувствовала, что меня о чем-то просят.
Мне казалось, что Кэш ни о чем меня не просил. Он просто смотрел на меня своими
проникновенными глазами, которые, казалось, ловят каждое сказанное мной слово.
– А теперь ты вернулась домой, – задумчиво произнес Кэш.
– Да, если не считать того, что ничто здесь нельзя назвать домом без нее. Она
никогда не являлась примерной, но все же была моей матерью, моим фундаментом.
– И как ты себя чувствуешь, Эви, не имея якоря?
– Я барахтаюсь, большее время, – призналась я, отпустив его руку и удивляясь,
почему я была столь откровенна с этим парнем. – Зачем я все это тебе рассказываю?
– Я знаю причину.
– И какова же она?
Кэш улыбнулся, приподняв брови.
– Ты боишься поцеловать меня, поэтому болтаешь обо всем, что может меня
оттолкнуть.
Я не знала, прав ли Кэш. Может, он все же психотерапевт, поскольку я была
уверена, что открылась ему сегодня больше, чем позволяла себе в течение трех лет,
возвращаясь из Нью-Йорка.
– А кто является твоим якорем, Кэш?
Он одарил меня грустной улыбкой, напомнившей, что у всех нас есть свои тревоги,
точки давления, мешающие трезво мыслить.
– У меня тоже его нет, – он взял другую мою ладонь и переплел наши пальцы,
потянув меня на себя.
– Он был у тебя когда-то?
– Мне так казалось, – Кэш завел наши руки мне за спину, мое тело теперь