– Есть кто живой? – позвал я, стаскивая с головы шлем.
– От твоего мопеда и мертвый проснется. – Дверь распахнулась. – К нам едет ревизор?
– Твою ж мать, Ваня, – пробурчал я себе под нос. – Удружил так удружил…
Внешне Петрович оказался именно таким, как я и ожидал. Невысокий, но коренастый мужичок лет пятидесяти с гаком. Бритая под машинку голова, очки-хамелеоны, прокуренные седые усы, зеленая футболка, заправленная под офицерский ремень с потемневшей латунной пряжкой, армейские штаны выцветшей почти добела расцветки «флора» и вечные динамовские кеды. Воображение тут же дорисовало ружье на стене, берцы, столитровый походный рюкзак и куртку-«энцефалитку». То ли таежный житель, то ли егерь, то ли геолог, застрявший где-то в семидесятых годах прошлого века. Внешне.
Вероятнее всего, в этих самых семидесятых он уже давно выглядел точно так же. Иные не стареют. И оборотни, разумеется, не исключение – вот только их вечность неизменно оплачивается чужими жизнями.
– Зачем пожаловал, гость дорогой? – поинтересовался Петрович.
– Дело есть. – Я поднялся с сиденья. – Вопросы. Важные и срочные.
– И кто тебе сказал, Светлый, что я буду отвечать?
Петрович улыбнулся. Мягко и будто бы даже дружелюбно. Но я слишком хорошо знал, как быстро улыбка вервольфа превращается в звериный оскал. Старый и опытный волчара нисколько меня не боялся. В схватке клыков и когтей не всегда побеждает сила, и даже преимущество в скорости и массе тела ничего мне не гарантирует. В ауре Петровича почти не просматривалась типичная для оборотня ярость, прямолинейная и глуповатая. Спокойствие, сосредоточенность и уверенность. Опасный боец, матерый, и таких, как я, на завтрак ел. Но остановиться я уже не мог.
– Будешь отвечать. – Я чуть согнул колени, готовясь принять сумеречный облик. – По вашей части дело.
– Молод еще на меня рычать. – Петрович вздохнул и покачал головой. – Конечно, куда нам, серым, сермяжным, до вас, городских. С нами ведь здороваться не положено, представиться не обязательно – сразу требовать.
– Саша, – буркнул я.
Уел меня Петрович, как есть уел. Умный, зараза, простаком только прикидывается. И не похож на других местных оборотней. Вообще на оборотня не похож, если вдуматься. Было в нем что-то такое – неторопливое, мудрое, и хорохориться уже не хотелось. Даже осознание того, что за свою нечеловечески долгую жизнь Петрович наверняка сожрал не один десяток людей, не вызывало привычного желания вцепиться в глотку. Старший. Конечно, не Хена, даже близко не Хена, но я по сравнению с ним пацан. Глупый и зеленый, которого даже наказывать не за что. Только чуть пожурить – и за дело, тут не поспоришь. Поэтому даже обидеться на Петровича у меня так и не получилось.