В начале аллеи нас поджидал слуга и доложил, что стол накрыт в беседке.
– Вот что, любезный! А тебя давно на конюшне не пороли?
– Как же можно-с? У нас и в помине такого не было. Даже при крепостном праве у Столыпиных никого не пороли-с.
– А зря. Надо бы было.
– Так за что же, барин?
– Тебе где было велено стол поставить?
– Вестимо – на лужайке. Но я подумал, а ну как дождь, и поставил в беседке.
– Так тебе что было велено – ставить или думать? Что бы сию минуту стол стоял посередь лужайки, а твоего духу и рядом не было. Время пошло!
– Строго Вы с ним, Андрей. Могли бы и в беседке чаю попить.
– Попить бы могли, а вот поговорить, это вряд ли. Подслушай кто наши разговоры, обоих бы упекли в Кащенко. И ладно бы ещё в одну палату, а то ведь в разные! – при этих словах я еле увернулся от щелчка веером по носу.
– И как мне теперь жить? – спросила доктор Надежда.
– Да просто жить. Вы ещё маленькая девочка, барышня и вам 14 лет. Вы – старшая дочь одного из самых богатых, влиятельных и просвещенных людей России. В недалёком будущем ваш папенька станет премьер-министром и министром внутренних дел Российской Империи. Про него я дважды кино смотрел и в Гугле читал. Про вас только мельком, что вы стали красавицей и что-то там про два месяца. Так что подрастайте, учитесь для виду. Думаю, что вас увлечет медицина. С вашим-то объёмом знаний и опытом все эти Мечниковы, Пироговы, Бурденки, Боткин, который желтуху изобрёл – все эти парни смогли бы стать неплохими студентами на вашей кафедре в медицинском универе. Но пока всех своих способностей не проявляйте. Для начала сделайте мазь Вишневского. Мне про неё тесть много рассказывал. Он в войну ранен был. А какая тогда была прифронтовая медицина? Если ранение в ногу или в руку, то осколок извлекали, зашивали и хирург обводил химическим карандашом по кромке покраснения. И давал больному три дня. Увеличится покраснение – ногу или руку оттяпают. Свежий чистый бинт накладывали только в первый раз, после операции. Дальше сам стирай бинты и перевязывайся. Американского то пенициллина не было. Его только генералам кололи от гонореи. А в дверях госпиталя стоял бочонок с мазью. А в нем палка с намотанной на конце тряпочкой. Тесть её квачеком называл. И вот этим квачеком каждый ходячий сам себе раны мазал. Имя Вишневского мало кто тогда знал, а называли раненые эту мазь Надежда. И поделом. Ибо только она вселяла надежду, что руки или ноги уцелеют. Я ещё потом на Гугле смотрел её состав. Так там был дёготь берёсты, касторка и какая-то химия. Название похоже то ли на ксерокс, то ли на хлороформ, не помню!