– Если это не любовь с первого взгляда, то что же это?
Их взаимный интерес не ускользнул и от барона Марка Николаевича и при случае он спросил у меня:
– Что за личность этот есаул?
– Как офицер – храбрости необычайной! Как человек – чистое золото! – охарактеризовал я друга.
А застолье продолжалось. Барона естественно интересовал наш стремительный взлёт по карьерной лестнице. Рассказывать об этом было бы утомительно и я пригласил его с сестрою к нам в Гамаюн. Лето ведь уже кончалось. Они обещали обязательно приехать.
* * *
На следующий день после обеда мы вернулись в Гатчину. Проезжая мимо лагеря казаков, увидели что на колья разобрали весь плетень, то казачки гульванят третий день. Такая доля, наливать и выпивать, а есаула с чином поздравлять. И хотя самого виновника торжества с ними не было, это ничуть не помешало лихому хорунжему Юрке Коновалову обмывать и свои золотые эполеты и его. Валерий на ходу выпрыгнул из коляски и пошел утихомиривать казаков, как бы беды не вышло. Ведь в его полусотне были самые отъявленные дебоширы и бузотёры. Полковник Галкин знал от кого избавляться.
В терем вернулись, как в дом родной. Да по сути так оно и было. Ведь дворец нашего папеньки был его дворцом. А терем был нашим. От эскизов и первого колышка, до колдуна на крыше. Наступил приятный период ничегонеделания. Летать решили два дня в неделю. Во вторник и в четверг. Совершать по паре полётов в день, что бы не разучиться. Днём же мы с братом вставали за кульманы, но не чертили, а рисовали по памяти. Я – Волгу, а он – Чайку. По утрам я вместо гимнастики совершал конные прогулки на Сэре Бэрриморе в сопровождении четырёх казаков на белых кобылках. Кобылки старались забежать чуть вперёд и кокетливо задирали хвосты, демонстрируя Беломору свои лошадиные прелести.
Но вот однажды, во время такой прогулки, хорунжий Коновалов привстал в стременах, всмотрелся вдаль в сторону озера, и вдруг с места в карьер пустился вскачь. Я тоже привстал над седлом и увидел, что Коновалов понёсся туда, где в озере купались голыми деревенские девки. Такое поведение Юрца было вполне нормальным. Но вот мой Бэрримор, когда увидел, что одна из его жён покинула гарем и помчалась невесть куда, не сдержался и тоже пустился в галоп. Я ещё никогда в жизни, ни в той, ни в этой не скакал так быстро. Вернее в прошлой жизни я вообще ни разу никак не скакал. Я обхватил его за шею и каждый раз ударялся всем тем, чем можно было соприкоснуться с седлом. Но перед собой я видел аттракцион, достойный книги Гиннеса. Я думаю, что ни один наездник в мире не сумел бы на полном скаку за пару минут раздеться догола. Это было под силу, лишь Юре Коновалову, когда он видел перед собой конечную цель. Его кобылка с разбегу заскочила в воду, Юрка нырнул прямо из седла и уже бултыхался с девками, которые выше колен в воду не заходили, но и из воды не выбегали, а только визжали и брызгались. Всё же наши прабабки не дурнее нас были. Они не пользовались мужскими бритвенными принадлежностями и не ведали, что такое интимная стрижка. Однако были прекрасны в своей первозданной наготе. Всё это я успел оценить за пару секунд, так как мой жеребчик благородно осадил у самой кромки воды, и стал ревностно осматривать свою беглянку. Прямо Султан Сулейман какой-то. А я, повинуясь законам инерции, перелетел через его голову и благополучно плюхнулся в «колдовское озеро, так к себе манит, голубой магнит». Вытащили меня подоспевшие казаки. И вот я, широко расставляя ноги подошел к своему Росинанту: