Элина смотрела на него и с ужасом понимала, что он не шутит. Он действительно готов убить Ольховского, если она попросит его!
— Не надо, — снова сказала она, на всякий случай, чтобы до Витька совершенно точно дошло, — Пусть живет.
— Ну как хочешь… Слушай, Элин, я хочу, чтобы ты у меня пожила, — сказал он вдруг, — Ну если тебе правда идти некуда и все такое… Я бы с удовольствием…
Элина криво улыбнулась.
— О! В этом не сомневаюсь!
Витек нахмурился.
— Ну что ты, е мое… Да, ты мне нравишься! Да, у меня еще не было такой классной телки, как ты! Ну что, это плохо? И вообще я тебя насильно к себе не тащил, сама поехала…
— Ну да, — пробормотала Элина.
На душе вдруг стало пусто и очень тоскливо. Ярость пропала, злость пропала… Что воля, что неволя… Она откинула со лба уже успевшую высохнуть прядку волос и тяжело вздохнула.
— Мне очень хреново… Витек. Мне в самом деле некуда деваться и впору утопиться… Я ведь хотела погулять на последок как следует, а потом лечь в ванну и перерезать себе вены, — Элина почувствовала, как от жалости к самой себе у нее на глазах выступили слезы.
Она посмотрела на него. Витек выглядел сочувствующим.
— Ты можешь жить у меня просто так, — сказал он серьезно, — Если не захочешь, я к тебе даже не притронусь. Честно.
— Спасибо, — Элина печально улыбнулась, — Ты настоящий друг…
— Только знаешь — одно условие, — сказал Витек и хитро улыбнулся, — Для всех ты — моя девушка. Идет?
Элина рассмеялась.
— Идет.
Квартира, где Витек проживал не была его собственной. Его пустил в нее пожить какой-то его приятель, который в данный момент обретался в Греции. Пустил пожить — практически с концами, потому что возвращаться он не собирался и вроде как даже позабыл об оставленной в Москве собственности. Откинул широкою рукой братану, которому вроде как чем-то когда-то был обязан. Витек в подробности не вдавался, а Элина его и не расспрашивала. Она хорошо понимала, куда занесла ее судьба и старалась, по мере сил, уменьшить опасность для своей жизни, ни в какие его дела не вникая. Она твердо решила для себя, что задержится здесь не надолго. Она переведет дух, как следует подумает, как жить дальше и сбежит от «настоящего друга» как можно дальше… Впрочем, называть Витька другом в кавычках было бы совсем несправедливо, он на самом деле стал для Элины другом. У него был своеобразный, но очень жесткий кодекс чести и он никогда не нарушал данного слова, даже по пьяни не пытаясь к ней приставать, хотя в иные моменты Элина боялась, что он не удержится… Такой уж был у него взгляд.
Квартира неведомого греческого друга была трехкомнатной, разместиться в ней было не сложно, Элина поселилась в бывшем кабинете хозяина, попросив Витька перетащить в него из гостиной диванчик. По всей вероятности, хозяин квартиры покидал ее в страшной спешке. В гостиной и в спальне Витек все устроил по своему вкусу (зеркало на потолке, впрочем, осталось от старого хозяина), перетащив его пожитки в кабинет и устроив в этой маленькой комнатке нечто вроде чулана. Он и дверь-то в нее держал закрытой, и приходящая домработница, женщина лет пятидесяти, проживающая в том же доме, в ней не убиралась. Понятное дело, что пыль на всем лежала в палец толщиной и Элине пришлось сильно постараться, чтобы привести комнату в божеский вид. Она прибиралась весь день, Витек, вернувшийся вечером домой увидел ее в стареньких джинсах, закатанных до колен, в своей старой рубашке, растрепанную, раскрасневшуюся, с тряпкой в одной руке и с жидкостью для мытья стекол в другой. Он застыл на пороге, разинув рот, потом побагровел и впал в буйство.