, с кем она успела познакомиться. Одного взгляда хватало, чтобы почувствовать: этот человек опасен, а его нож не скучает без дела. Его белесые волосы были стянуты в две тонкие тугие косы и придавали ему вид дикого северного завоевателя, а все четыре клыка когда-то вырвали, по слухам, за то, что он вцепился ими не в ту руку. Счастье, что он не жил в театре.
Когда Луиза с Чайкой спустились под сцену, он был там. Развалившись на одном из тюков с тряпьем, Нильс плевался в потолок щепками от разжеванной в мочало зубочистки.
– Пырнуть эту тварь, да поскорее, – прошипел он, бешено кося глазом. – Если б только подобраться поближе!
– Далеко тебя не пустят, с твоим-то ликом мыслителя, – отвечал Олле, которого, казалось, вовсе не раздражал агрессивный собеседник.
– Да начхать! Ты хоть знаешь, что на площади…
– Ваши новости все с душком, милейший. Все в курсе, все готовы. Мы выступаем, только рассветет. Дамы, вы с нами? – обратился он к девушкам, которые пытались бочком проскользнуть мимо и не попасться на глаза Нильсу.
– Я пас, – отрезала Чайка и тут же скрылась.
– Луковка, тебе стоит пойти, что бы ты там ни говорила. Посмотришь, куда тебя пыталась утащить та ведьма и что бы с тобой стало, отведай ты ее угощение. К тому же Братья готовы показать высший класс.
– А я еще ничего не говорила. Куда идти? Ведь если там так опасно, как ты говоришь…
– Там станет еще хуже, если никто не пойдет и не сделает того и этого: не пустит дым слепым в глаза, не дернет за усы кота. Злодеяния должен кто-то пресекать! – Он поднял вверх палец. – Ты меня понимаешь?
– Думаю, не вполне.
– Сама увидишь. Нильс, найди Братьев, они в мастерской.
– Я тебе не посыльный. – Светлоголовый бродяга сплюнул на пол остатки зубочистки и зашагал прочь, сунув руки в глубокие карманы пальто.
– И ты соберись-принарядись, – обратился Олле к Луизе. – Сегодня нанесем визит королю!
***
Главная площадь изменилась с тех пор, когда Луиза еще была швеей на фабрике. Но человек, идущий не разбирая дороги, как она неделю назад, мог и не заметить этого, даже если бы забрел туда. Дело было даже не в смене сезонов. Ратуша нравилась ей раньше, ее пронзающие небо шпили, поражающий воображение хитроумный хронограф, высокие узкие окна и витражи, блестящие на солнце. Теперь их не было: каждый проем был заколочен досками.
В белесом, как сыворотка, февральском небе солнце было почти неразличимо. Время близилось к девяти утра, и площадь обросла, точно комками мха, группами людей. Все они стояли, замерев и обратив лица к башне с хронографом и колокольней, будто вот-вот должно было произойти нечто важное. Олле и Нильс тоже напряженно чего-то ждали, но их ожидание скорее напоминало нетерпение охотничьих псов перед тем, как их отпустят с привязи.