***
Портье издевательски-услужливо осклабился, называя номер апартаментов герра Юнсона, к счастью, единственного с такой фамилией во всем отеле. И вот, через несколько лестничных пролетов, Луиза стояла под его дверью, растеряв по пути всю свою отчаянную решимость. Тяжесть предстоящего разговора давила ей на плечи, сдавливала ребра тугой веревкой. Она трижды постучала в резную лакированную дверь. Безответно. Но все же ей удалось различить слабые шорохи в комнате. Луиза приблизила лицо к двери, чтобы не беспокоить других жильцов:
– Это я, Лиза Вебер. Откройте, прошу вас.
Спустя несколько томительных секунд ожидания послышались приближающиеся шаги, и дверь открылась. За ней, щурясь на яркий свет из коридора, стоял Густав. Он бросил на гостью мрачный взгляд и, не говоря ни слова, вернулся в темноту, оставив дверь приоткрытой. Луиза замешкалась, не понимая, стоит ли расценивать этот жест как приглашение, но все же шагнула следом.
Закатное солнце, пробиваясь и рассеиваясь сквозь плотные шторы, наполняло комнату темно-янтарным полумраком. На всех поверхностях громоздились бумаги и наполненные до отказа пепельницы. Луиза закашлялась.
– Секунду. – Густав отошел к балконной двери и распахнул ее, оставив тем не менее шторы задернутыми.
В одиноком луче света виднелись спирали сигаретного дыма. Луиза осмотрелась. Комната была обставлена аскетично: стол, пара стульев, заваленные грудами одежды, незаправленная широкая кровать и пробковая доска на стене с пришпиленными к ней вырезками из газет, каждая из них – о деятельности Комитета. Луиза представила себе эту же комнату, но с раскрытыми шторами. Какой просторной она могла бы быть! Она вспомнила, что Густав предлагал ей поселиться в таком же номере, и на мгновение вообразила, как прекрасно было бы жить в таких апартаментах и какой вид на канал открывается с пятого этажа некогда роскошной гостиницы.
Густав остался стоять в тени у окна, заложив руки за спину. Луиза сделала несколько робких шагов к нему навстречу.
– Ты здесь. И зачем? Зачем тебе видеть то ничтожество и грязь, в которые я опустился?
Она не ожидала такой агрессивной отповеди, а потому сжалась и молчала, глядя на него исподлобья. Густав запрокинул голову и протяжно выдохнул. Весь его вид говорил о том, что несколько дней он провел в одной и той же одежде. Обычно напомаженные и зачесанные назад волосы свисали по обе стороны лица слипшимися прядями; рубашка наполовину выпростана из брюк и помята – очевидно, Густав спал прямо в ней; легкая, но заметная щетина выступила на его щеках и подбородке.