– Но, быть может, «старый путь» действительно отжил свое, – сказала Айя, выпрямляясь во весь рост.
Ее слова нельзя было назвать вызывающими, однако прозвучали они достаточно дерзко.
Хенса невозмутимо покачала головой:
– Изъяны есть у каждого мировоззрения, будь оно старым или новым.
Хенса обладала многими достоинствами, одним из которых было знание и понимание людей. В каждом ее слове ощущалась уверенность.
– Старые представления, конечно же, нуждались в обновлении. И мировоззрение тоже требовало пересмотра. Но… – Она подняла палец. – Оно продержалось не одну сотню лет. Именно столько времени господствовало представление, что мы приходим на землю, дабы совместно трудиться и верить в богов, а не только накапливать богатства и стремиться занять более высокое положение в обществе. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. – Хенса повернулась к Айе. – Ты считаешь себя образованной и просвещенной. Возможно, ты вообще отказалась от богов.
– Я не отказывалась от богов, – торопливо возразила Айя, хотя мы оба знали, что она лукавит.
В отличие от слов Хенсы, слова Айи казались пустыми. Даже Тута удивленно покосился на нее.
Но Хенса улыбнулась:
– Хорошо, когда у человека много вопросов. Знаю, ты считаешь это признаком образованности и просвещенности. Я вполне могу тебя понять.
Что я слышу? Когда-то Хенса нещадно отчитывала меня за докучливые вопросы, мешавшие учебе. Увидев мои изогнутые брови, она в ответ закатила глаза и ловко подтолкнула камешек. Он ударился о мою ногу и отскочил в огонь.
– Тише ты! – услышал я такие знакомые слова и сам озорно улыбнулся, вновь почувствовав себя в знакомой обстановке. – У моих соплеменников тоже есть вопросы. Они есть у всех. Перемены дают рост. Только так и можно выжить. Но это не значит, что нужно отринуть все без разбору.
Хенса отрешенно посмотрела на пламя.
– Ритуалы и традиции несут в себе благо. Моим соплеменникам они помогали выжить. Мы и сейчас уповаем на них. Однако мы никогда не допустим, чтобы традиция становилась ярмом, которое мешает двигаться и тянет вниз.
Хенса согнула пальцы, изображая погонщика, который силится удержать воловью упряжку.
– Безвылазно жить в городе – это ведь тоже разновидность застоя. Город поощряет себялюбие, продажность, мздоимство. Не спорю, города красивы.
Хенса лукаво улыбнулась Айе, а в ее глазах блеснуло восхищение.
– Но в городах процветает и много дурного. Они способны превратиться в мирок, где богатые и имеющие власть ублажают себя, ставя памятники собственному тщеславию. Иногда они ухитряются весь город превратить в памятник себе.