"Просто верь, и тебе воздастся за это", — говорила она. И оказалась права. Ему все же воздалось. Странно, Натан думал, что будет радоваться, думал, что будет впервые счастлив в день, когда за ним придут из приюта. Да, с некоторых пор он просил именно этот подарок на каждое Рождество у неба. Он обещал Богу стать самым прилежным христианином, если только тот откликнется на его просьбу. Если только он больше никогда-никогда не увидит своего истязателя. Ему казалось, что лучше быть одним из толпы, лучше быть неприметным и не вызывать вовсе никаких чувств, чем ощущать на себе ненависть близких. А на деле чувствовал лишь безразличие и какое-то опустошение, которого сам себе объяснить не мог.
Он даже не старался запоминать как обычно сгорбленную сухую Джени, молча смотревшую из окна, как сын садится в белый микроавтобус, который увезет его на другой конец города в детский приют. Зато с каким удовольствием слушал всю эту неделю крики и ругательства отца, возмущенного тем, что теперь их семья лишится пособия, которое он пропивал в первую же неделю с момента получения денег. Как они будут жить без средств к существованию? И все из-за грязного тщедушного ублюдка, который, вместо того, чтобы отрицать все обвинения в адрес родителей, подтвердил их. Обвинения в адрес людей, которые забрали никому не нужного оборванца из замшелого детского приюта, и он отплатил им черной неблагодарностью. Потом отец кричал еще, и Натан понимал, что весь тот мир, который он привык считать своим, на самом деле таковым не является. Ни этот обшарпанный старый дом на окраине города. Ни это вечное пьяное чудовище, выплескивавшее свою ярость на слабых. Ни его бесхребетная бесплодная жена. Просто кто-то выбрал его из другого мира, из того, в который он, наконец, вернется, и поместил в этот маленький Ад на земле. Впрочем, теперь Натан хотя бы перестал испытывать постоянное чувство вины за то, что раздражал собственных родителей. И даже побои терпел с какой — то мазохистской улыбкой на лице, представляя, что его жизнь теперь изменится к лучшему. Обязательно к лучшему. По-другому ведь и быть не может. Ведь мать… Джени говорила монотонным голосом, что страдания даются человеку свыше либо за грехи его, либо как испытания, которые он должен пройти, чтобы обрести счастье. Натан никогда не был самовлюблен, он ненавидел чувство жалости к себе… впрочем, он с ним и не сталкивался ни разу, но почему — то представлял в своей голове, что подобное отношение способно только унизить человека… и тем не менее, мальчик позволил себе мечтать о том, что вот теперь — то уж у него закончится та самая пресловутая черная полоса и начнется ослепительно белая, наполненная счастьем и спокойствием.