Проповедь заканчивается. Аминь. Я гляжу на женщину, льнущую ко мне так, словно она часть меня. Эмоции кружатся на ее красивом лице. Она наклоняется к Джеки и шепчет ей потихоньку несколько слов, после чего мы все встаем, готовые покинуть церковь.
Прихожане начинают расходиться из зала. Я жду, когда выйдут Маккензи и ее семья, но вместо этого она крепче сжимает мою руку и выталкивает за скамью. Она тащит меня к алтарю так быстро, как может, подальше от всех, прежде чем нас остановят. Я пытаюсь спросить, что происходит, но она шикает на меня. Мы поднимаемся по длинной лестнице, и она начинает дергать дверные ручки, пока не находит дверь, которая открыта. Девушка вталкивает меня в помещение, которое оказывается воскресным классом, захлопнув дверь за нами.
Я тянусь, чтобы найти выключатель и зажечь свет, но наталкиваюсь на руки моего ангела. Она прижимается своим ртом к моему. Я чувствую вкус ее слез на губах, но это не останавливает меня. Я целую ее также неистово, как она нуждается во мне, лаская ее спину и прижимая чуть ближе к себе. Если бы мы были в другом месте, а не в церкви, я бы не удержался от соблазна и взял ее. Когда она отстраняется, я шепчу:
— Что это было?
— Я не могу поехать с тобой, — говорит она.
Темнота окутывает ее, не давая мне возможности разглядеть выражение ее лица.
— Почему? — спрашиваю я, растерявшись. Она откликается так, будто внутри нее разыгрывается неистовая буря. Зачем бороться с тем, чего она действительно хочет?
— Потому что, — ее голос дрожит от раскаяния.
Я обхватываю ее лицо руками.
— Этого недостаточно для меня, Микки. Я должен знать — почему?
Она берет мою руку в свою ладонь, убирая от лица, и целует мое запястье.
— Потому что это было бы неправильно.
— Но почему? — получить столь категоричный ответ ничуть не лучше, чем попасть в пасть льву. Это невозможно.
Маккензи отодвигается от меня, скрещивая руки на груди.
— Оливия навряд ли обрадуется, когда мы расскажем ей о нас. Она будет очень расстроена. А я знаю, что она делает, когда расстроена. Мне бы не хотелось, чтобы хоть что-то испортило свадьбу Морган и Гэвина.
— Да кого заботят расстройства Оливии? Это касается лишь тебя и меня!
— Это гораздо больше, чем просто я и ты. Ребенок ведь тоже есть.
Я всплескиваю руками в воздухе, с удивлением понимая, что чувствую себя бревном беспомощным.
— Я это все прекрасно понимаю. Но я знаю многих людей, у которых дети. И все это не дает Оливии право распоряжаться моей жизнью. Я делаю все, что должен, даже если она отказывается от теста на отцовство. Для того, чтобы быть хорошим отцом, не обязательно жить с матерью. Разве мы оба не заслуживаем счастья?