— Мне так тяжело без тебя, — горячие слезы, покатились по щекам.
Я поправила кремовые фиалки на ее могиле, которые она любила. Крис так сказал. Я хотела посадить здесь пионы. Белые пионы — олицетворяли мне мою мать. Такие же нежные, мягкие, как ее руки.
Убрав лишнюю листву, я легла на могилу и закрыла глаза.
Сейчас, я бы хотела, чтобы она поговорила со мной. Ворвалась в мои мысли, и ответила на вопросы. Но мне приходиться разговаривать с пустотой.
— Прости меня, мам. Прости, что не стала такой же, как ты.
Дав волю надоедливым слезам, я со злостью вытирала щеки дрожащими руками.
— Прости, что редко прихожу. Все нет времени…
Эта дата — римские цифры, нарисованные черной краской на памятнике, говорили о том, что ее смерть, как-то связанна с моим недругом. Она всплывали в моей голове непроизвольно. Я не хотела осквернять нахождение здесь, плохими мыслями. Мне хотелось побыть с матерью.
Теплые лучи солнца грели мое лицо, и мне на секунду показалось, что я не одна. Что кто-то гладит меня по щеке. Она была со мной.
— Знаешь мама, я встретила парня. Он оставил огромный шрам мне на сердце. Когда он смеется, мне становиться невыносимо больно. Он смеется, надо мной.
Запах сырой и холодной земли, напоминал мне, что мне стоит подняться, но я продолжала:
— Он желает мне смерти, и я готова позволить ему сделать это, — я всхлипнула, нахлынувшее чувство, вдвойне ударило в душу. — Он жестокий мама. И не любит мое имя. Когда он произносит его, кажется, что тысяча кошек скребут по стеклу когтями.
Теплый ветер обдал мое лицо, и мне захотелось улыбнуться через слезы.
— Тебе бы он не понравился, — печально посмеялась я. — Он — плохой.
Мне было плохо, от того что я говорю это. А я говорила это, потому что знала, что никто больше меня не услышит. Я снимала цепи, душащие меня долгое время. Кто бы по-настоящему мог выслушать меня? Даже лучший друг, считал меня ненормальной.
— Просто знай, что я буду сильной. Я не сломаюсь. Обещаю.
От выплаканных слез, мои глаза потихоньку стали слипаться. Я была вымотана, и это было нормальным фактором. Я уснула.
Я проснулась, от пронизывающего меня холода. Уже стемнело, и на улице было довольно прохладно. А еще было жутко. Я на кладбище совсем одна, когда по городу ходит маньяк-убийца.
— Зато, ты выспалась, Софи, — презренно сказала я себе, отряхивая одежду от сухой листвы.
Дорога домой была не близкая, и внутри меня зародились волнение и беспокойство. Убедившись, что в рюкзаке остался перцовый баллончик, который дала мне Зои, мне стало увереннее.
Поднялся густой туман, и мне было тяжело ориентироваться. Какой-то недобрый он был. Разве туман, может быть плохим или добрым? Или все что меня окружает, мои воображение переводит в пугающее и зловещее?