На столе действительно лежала афиша. Но что это была за афиша! Я без труда узнала себя на этой афише. Это был мой портрет и в весьма непотребном виде: изображенная девушка с красно-рыжими распущенными волосами была полностью обнаженной, если не считать браслета с кельтской символикой на левой руке. Девушка была покрыта временными татуировками в виде ветвей дуба, «рукавами» из кельтских крестов и тому подобных узоров. Непристойность изображения чуть сглаживало то, что модель была изображена со спины, в сидячей позе, что придавало сходство с вазой (как заметили еще древние греки). Я понимала, что Дэниел способен на многое, но такого я не ожидала даже от него: мало того, что этот негодяй выставил интимное на всеобщее обозрение – а я прекрасно понимала, что этот «шедевр» скоро будет развешан по всему кампусу и никак не хотела быть посмешищем – мало того, что каким-то образом тайно запечатлел меня в таком виде (папарацци недоделанный, и когда только успел?!) после наших утренних игр с угольком, так еще и позволяет себе все это тогда, когда мы с ним поссорились. Или это только я с ним поссорилась? В любом случае это так нельзя было оставить. Я попросила у Джейн плакат. Настойчиво попросила, честно сказать, почти заставила отдать его мне и, не слушая возражений подруги, пошла догонять Дэниела.
В кампусе его не оказалось нигде. А бегать и спрашивать у окружающих не очень-то хотелось – зачем давать пищу ненужным слухам?
Мне не давало покоя поведение Дэниела: послушать его – так место преподавателя давно у него в кармане, ну и радовался бы. Зачем ему сейчас-то мучить и унижать меня, да еще так, что смысл этих гнусных намеков понимаем только мы двое? Я имею дело с хитрым и опасным типом, который залезает мне в голову и растаптывает изнутри личность, морально и физически насилуя меня. Не зря мне все время казалось, что я у него как под гипнозом.
Но и просто не обращать на него внимания тоже было нельзя: нужно же было в конце концов выяснить смысл его психологических уверток и ухищрений, зачем он хочет сломить мою волю и подчинить себе, не останавливаясь на подсиживании?
Где же он может быть, думала я. В университете его, судя по всему, нет. Домой он тоже вряд ли пошел. Скорее всего, если группа до сих пор занимается своими музыкальными делами, Дэниел сейчас в своем «Любовном гнездышке». Туда я и отправилась, даже не зная с чего начать свою обличительную речь. Главное было – уличить его, а дальше я надеялась на вдохновляющую импровизацию.
Я не ошиблась – Дэниел открыл дверь сам: