Сама художница, она рано открыла в нём талант и отдала в художественную школу. В четырнадцать лет Алекс переспал с приходящей к маме натурщицей. Потом были другие, с ними Алекс прошёл большую школу чувственных наслаждений и теперь терпеливо делился с Лилиан своими знаниями, открывая перед ней неизведанную страну любви, пробуждая страсть.
Два раза в неделю Лилиан заказывала такси и уезжала к Алексу. Два дня по три часа. Шесть часов счастья и наслаждения. Пока Изабель была крошечной и тихо спала в колясочке, Лилиан брала её с собой, когда подросла, стала оставлять с няней.
Алекс жил в Вильямсбурге, расположенном на севере Бруклина, любимом месте проживания модных хипстеров*, музыкантов и художников, где можно недорого снять квартиру в одном из многочисленных лофтов**, перестроенных из складских помещений. Здесь причудливо смешались всевозможные социальные и этнические группы населения. Спешат на молитву грустные хасиды в очках, чёрных лапсердаках, похожие друг на друга, как братья-близнецы, громко переговариваются шумные итальянцы и их сварливые фигуристые женщины, ослепительно улыбаются красивые стройные, сексуальные яппи***, подозрительно суетятся занимающиеся не понятно чем выходцы из Польши. По вечерам в тёплое время года прямо под открытым небом проходили концерты музыкальных групп в живом исполнении. У Алекса на последнем этаже была большая комната с окнами до пола и стеклянным потолком, крошечной кухонькой в дальнем углу и душем за занавеской. Тут он жил и рисовал. Большой матрас, установленный на платформу с четырьмя ножками, был отгорожен старым полированным шкафом, в котором он хранил свою одежду. Осенью и зимой было довольно холодно, небольшая батарея в углу с трудом обогревала продуваемое ветрами помещение. Летом с трудом спасали открытые настежь окна, вносящие в комнату сквозняк с запахом пыли и выхлопных газов.
Машина тащилась, лифт полз на седьмой этаж, как улитка… Лилиан покусывала губы от нетерпения. Тысячи бабочек били нетерпеливо крылышками в животе, стремясь на свободу. Алекс открывал дверь, едва лифт останавливался. Впивался ртом в её губы, помогал раздеться.
Сплетались волосы рыжие и пепельные, рассыпаясь по подушке, фонтаном взвиваясь вверх, искристым водопадом спадая с простыни. Бабочки вырывались наружу, сгорали в вышине и падали тёплым пеплом на влюблённых.
— Всё, — шептала Лилиан в изнеможении, — всё, больше не могу, все бабочки улетели.
— Ты уверена? — Алекс смеясь, обнимал её, целовал и, перевернувшись на спину, усаживал сверху. — Ты моя бабочка, единственная и неповторимая… Лети…